Формула бессмертия. На пути к неизбежному

Никонов Александр

— Уже сейчас есть первые компьютерные системы, которые управляются мозгом напрямую. В дальнейшем я вижу практическое слияние искусственного интеллекта и мозга. Почему я, человек неверующий, не совершаю криминала ^и не делаю каких-то неэтичных поступков? Потому что все эти действия всплывут, станут общедоступными через какие-то 30–40 лет. Не останется никаких личных тайн, когда будет глобальная нейронная сеть, к которой люди станут подключаться напрямую. А не подключаться будет невозможно, иначе просто выпадешь из социума.

— Осталось только выяснить, что такое сознание и можно ли его вообще переписать или запустить гулять в сеть.

— Этот вопрос, на мой

взгляд, сводится к вопросу о том, что такое человек — софт или хард? Для меня человек в первую очередь информационная сущность. Нельзя же сказать, что я — это мое тело, и если мне подстригли ногти, меня стало меньше, это глупость. А значит, переписать можно.

— На мой взгляд, индивидуум — это логика над данными. Больше ничего личность собой не представляет — только данные, которые мы накопили за жизнь, и та уникальная логика, которая работает над этими данными. Все.

Я щелкнул пальцами:

— Хорошее определение! «Человек — это логика над данными». И, наверное, оно может многих убедить. Но меня сейчас больше интересует вопрос о соотношении личности и сознания.

Все на секунду замолчали.

— Согласен, есть такой вопрос, — кивнул один из собеседников, наиболее поживший и потому умудренный.

— Сознание — скользкий термин, — вздохнул другой.

— Но это же самый интересный вопрос! — воскликнул третий. — Все, что мы обсуждали до этого, все эти биологические тонкости мне не очень были интересны. А вот это — интересно!

Я потер переносицу и попробовал прояснить мысль:

— Вот одна собака, вот вторая — у них разные личности, потому что разные характеры, разная сообразительность. Личность — это отличия между сходными субъектами. Но сознание… Его определить сложно. Хотя интуитивно мы понимаем, что сознания больше у шимпанзе, чем у собаки, и еще больше у человека. Если только не путаем сознание и рассудок. Под рассудком я имею в виду чисто интеллектуальную деятельность, «вычислительную».

— В данном случае под сознанием вы имеете в виду само-осознание, насколько я понимаю, когда человек сам себя осознаетв этом мире?

— Наверное. У любого млекопитающего есть свое осознание себя — просто в силу собственной выделенности из окружающего мира. «Я голодный». «Мне нравится». «Я пойду». «Я знаю, что там опасно». «Этот мой щенок веселый, а вон тот грустный». Конечно, это не осознается животными в словах, но это осознается! А горилл так и вовсе можно научить говорить! До шестисот слов на языке немых, если мне память не изменяет… Обученные языку обезьяны ведут диалоги между собой и с экспериментаторами. Значит, разум их достаточно силен. Но ведь разум, рассудок — еще не сознание! Разум есть логическая способность решать задачи. Она есть и в компьютере. Но компьютер, насколько мы понимаем, себя не осознает. Это просто машина. Так можем ли мы сохранить сознание в машине?

— Что мы хотим сохранить на другом носителе: сознание, то есть осознание себя как личности, или накопленный опыт, набор фактов?

— Есть иерархия, я считаю. Верхний слой — воспоминания. Потом индивидуальные предпочтения, привычки, динамические стереотипы. Это тоже хотелось бы сохранить, но это уже не так важно. Для меня лично важнее память.

Это опять-таки сказал самый старый и умудренный, накопивший много жизненного опыта, который было жалко терять из-за какой-то там смерти.

— Не согласен. Моя память — это не «Я»! Человек может потерять память или часть памяти. Но остаться собой. Я могу по пьяни не помнить, что творил вчера, но от этого не перестану быть собой.

— Если человек не ассоциирует себя с человеком, которым был десять лет назад, значит, это разные люди. Важна именно преемственность информации.

— Погодите, погодите, но если мы пришли к выводу, что в человеке главное софт, а не хард, то возникает следующий вопрос: в софте что главное — базы данных или обработка? То есть файлы или логика, которая к ним обращается?

— Я уже говорил: для меня главное — моя память.

Такая постановка вопроса всех возмутила.

— А для меня — логика. Какие бы мне ни дали данные, для меня важна логика, с помощью которой я буду этими данными, включая воспоминания, оперировать.

— Но ведь логика зависит от тела! И не надо на меня так смотреть! У нас у всех могут быть одни и те же факты, но трактовать мы их будем по-разному, в зависимости от того, к какой мировоззренческой модели больше склоняемся. Боговер скажет: тут просто Промысел Божий. Атеист скажет: случайность. Красный патриот заявит: это доказывает гибельность индивидуализма, потребительства и капитализма. Человек с менее развитым стадным инстинктом будет более склонен к либеральной, индивидуалистической модели мира. Это не мы умом подбираем модели мироздания. Это модели подбирают нас, фигурально выражаясь. Наши склонности и характер задаются генетикой, то есть телом — тем, как работают железы внутренней секреции, как устроен мозг данного конкретного человека. От этого потом пляшет и идеология — способ обработки данных, умение замечать факты, которые ложатся в струю, и не замечать неудобные факты. Ведь мир настолько многообразен, что под любую точку зрения можно накопать фактуры. Если мы освободим сознание от влияния животного тела, что от него (сознания) останется, кроме чистой математической логики, не раскрашенной телесными предпочтениями?

После этой моей тирады все опять заголосили хором, а я вдруг подумал, что в пылу разговора никто, в том числе и я, не заметил хитрого финта, с помощью которого сознание легко ускользнуло от рассмотрения, глумливо подставив вместо себя все что угодно, кроме себя. Я сам обратил на это внимание, только уже работая над книгой. Смотрите, один человек говорит:

— Для меня важнее воспоминания.

Другой не соглашается:

— А для меня логика над этими данными, способ обработки.

Но для кого для «меня»? Ведь под этим «меня» и спряталось их хитрое «Я», подсунув вместо себя воспоминания в одном случае и способ реагирования в другом. Воспоминания — это не человек. Воспоминания можно изложить буквами на бумаге. Но бумага не может думать и осознавать себя. Это просто база данных. С данными человечество научилось работать давным-давно, изобретя письменность, которая позволяет сохранять накопленную информацию, — с этим как раз проблем нет. Менее понятен вопрос о том, может ли себя осознавать та самая «логика над данными», то есть пустая тележка, которая ездит между полками с папками памяти и в произвольном порядке хватает то одну, то другую папку для чтения. Но кто читает? Тележка? Неужели мой способ мышления и реагирования — это и есть «Я»? Человек — это магнитофонная головка? Или весь магнитофон? Или магнитофон с катушкой, на которой записана память?

Писание мемуаров, которым человечество грешит уже тысячи лет, как раз и есть неполноценный способ остаться бессмертным — сохранить воспоминания, если не для себя, так хотя бы для потомков. То есть воспоминания отделить от «себя» можно. Если человек теряет память в результате амнезии, он все равно остается собой. Но при этом его начинает мучить вопрос: «Кто я?» Он не помнит ни имени, ни фамилии, ни города, в котором живет, ни времени, ни прошлого. Но его «Я» остается. Только очень встревоженное, поскольку потеряна система социальных координат, без которой «Я» функционировать сложно, и ему как-то пустовато, ведь человек — животное социальное. Тогда жизнь надо начинать с нуля. Жалко накопленного, я понимаю.