Формула преступления
Шрифт:
А вот городовой Брусникин по-простому обрадовался, заметив опять спешащего юношу. Честь ему отдал не формально, а душевно, со значеньицем. В ответ получил приветливое помахивание. Городовой поразился: какой малец работящий! На дворе воскресенье, а он носится по улицам, словно больше всех надо. Видно, хороший человек. Есть еще такие люди в полиции. У постового даже настроение поднялось.
На душе же хорошего человека было мрачно и пасмурно. Предстоящая обязанность, от которой нельзя отказаться, висла тяжким грузом. Велика
— Что-то с Макаром? — сразу спросил Сергей Николаевич.
— Отчего так решили?
— Не могу представить, какой у полиции может быть разговор к моему отцу… Что брат натворил?
Скрываться было ни к чему. Родион сказал то, что должен был: правду, без лишних подробностей. Младший брат принял удар на редкость спокойно.
— Пройдемте ко мне, — сказал он, распахивая дверь. — Отцу сразу докладывать не стоит. Это может оказаться для него ударом.
Чиновник полиции не возражал. Его провели по длинному коридору в кабинет, который выходил еще одной дверью в гостиную. Сергей очень тихо затворил створки и предложил Ванзарову присесть на диванчик, впритык стоящий к письменному столу. Строгие ряды книг, порядок на столе, как у делового человека, и при этом все стены завешаны картинами. От красок рябило в глазах. Среди работ серьезных мешались ученические. Пейзажи теснили карандашные эскизы геометрических фигур, а те подпирали портреты собак и лошадей. Никакой системы в этой коллекции не было. Казалось, вешали, где оставалось свободное место и что попадало под руку. На разумно подобранную коллекцию не похоже. А вот на тайную страсть, которая не нашла другого выхода, — даже очень.
— Как это случилось?
Сергей Николаевич понизил голос, словно отец мог подслушать. Но выглядел образцово невозмутимо.
— Макар Николаевич умер в своей мастерской, — аккуратно ответил Родион.
— Его кто-то… ему кто-то… — младший брат никак не мог произнести вслух неприятное слово, словно боялся запачкаться.
— Хотите спросить: не убили ли вашего брата?
Гайдов благодарно кивнул.
— У вас были подозрения, что такое могло случиться?
— Какие подозрения? — Сергей Николаевич явно не ожидал такого оборота. — Обычной смертью полиция не занимается. Тем более сыскная.
Справедливую мысль Ванзаров оспаривать не стал.
— Вы очень поможете расследованию, если укажете, кто ненавидел вашего брата настолько, что пошел на преступление.
— Желать смерти Макару?! Да ведь он жил одной живописью. Из норы своей неделями не вылезал. Это такой абсурд, что… Постойте… Уж не на меня ли намекаете?
Поразительно догадливый юноша. А еще ровесник.
— В таком случае должен пояснить: после того как отец выгнал Макара, он переписал завещание, и теперь все достается мне, — четко доложил Сергей Николаевич. — Так что логичнее ему желать моей смерти. И было бы большой глупостью предположить, что отец решил с ним покончить.
Юноша буквально угадывает ход мыслей. Какой толковый хозяин финансовой конторы растет. Явно капитал сколотит и внукам передаст. Не то что голодранец-художник.
— Здесь есть картины Макара? — спросил Ванзаров.
Ему указали на маленькое полотно ближе к потолку. Что-то смутное из древнеримской жизни, в тогах и возлежаниях у фонтана. Даже Родион не мог узнать сюжет. Пачкотня, да и только. Как угадать в ней будущего гения, только дядюшке известно.
— Отец знает, что вы поддерживали отношения с братом?
— Если и знает, то никогда виду не покажет, — ответил Сергей Николаевич. — К счастью, вы не знакомы с его характером.
— А дядюшка одобряет ваши встречи?
— У дяди Миши один любимчик.
Промелькнуло что-то такое трудно уловимое, словно затаенная детская обида воспитанного в строгости ребенка, у которого было все, кроме родительской ласки.
— Странно, что вы не общаетесь с Михаилом Ивановичем.
— Это почему же? — удивился Гайдов-младший.
— У вас общая страсть: живопись. Если Макар отдал ей свою жизнь, то вы поступили более разумно. Но темы для разговоров с дядюшкой наверняка остались.
Брат покойного гения только оправил пиджак:
— Не могу понять, откуда узнали, что я хотел заниматься живописью… Но вы правы. Все, что ни делается, — к лучшему. Из меня вышел бы посредственный художник, таких много. Не то что Макарка… Только разговаривать с дядюшкой нам не о чем. Он в свое время тоже хотел поступить в академию, дед об него чуть палку не обломал. Прямо родовое проклятье. Дядя нашел отдушину в коллекции. Кроме собирательства, его мало что трогает и интересует. Ну и Макар, конечно. Был у него вместо сына…
— Вы видели картину, которую Макар писал к выставке?
— Нет. Макар упрямился, наотрез отказывался показывать.
— Вчера утром к нему во сколько заехали? — спросил Родион с невозмутимым видом.
Сергей Николаевич как будто взвешивал, проверяют его или знают наверняка. И наконец сдался:
— Около половины десятого. Сказал отцу, что пораньше загляну в контору, ну и завернул на Гороховую.
— И что же там обнаружили?
— Макар уже ушел.
— Это вам дворник сказал?
— Постучал — никто не открыл. Что странного?