Формула преступления
Шрифт:
Так и не выпутавшись из тины мыслей, Родион позвонил в дверь с элегантной табличкой «Княжевич В. Г.». Стоило ей раскрыться, как юный чиновник буквально остолбенел.
Как известно, перед женской красотой он испытывал некоторое смущение, плавно переходящее в трепет. Хорошенькое личико и ясные глазки доводили до такой робости, что Родион терял большую часть своих боевых качеств, превращаясь из грозы преступников в застенчивого юношу. Кем и был на самом деле. Для победы красоты над логикой требовалось совсем немного. Заманчивое платье, аккуратная прическа, чуть
Напротив: распухший нос, покрасневшие, слезящиеся глаза, растрепанные волосы и болезненная бледность. К тому же отчаянный запах лука, который, как известно, считается лучшим домашним средством от хвори. Она куталась в пуховой платок, стоящий горбом, кашляла и вытирали платочком ноздри. И все равно даже в таком отчаянно простуженном виде была… великолепна. Трудно описать эту красоту. Отборная порода в точнейшем исполнении каждой детали. Ожившая скульптура великого зодчего. Чего тут зря болтать, стоить поверить: Родиону было от чего впасть в ступор. И выглядеть полным дураком.
Выждав, сколько было прилично, но так и не услышав причины визита, госпожа Княжевич плотнее закуталась, напомнив, что на лестнице холодно и, если гостю угодно что-то сообщить…
Ванзаров встрепенулся и объяснил, кто посмел тревожить больную. Лилия Павловна была так озабочена простудой, что не нашла сил удивиться приходу полиции. Родиона пригласили в дом, извинились за отсутствие горничной, отпущенной на праздники (вешать пальто самому, чаю не ждать), и указали на диван в гостиной.
— Прошу извинить за ужасный вид, у меня уже третий день… грипп, — сказала она новомодное слово так вкусно и мило, что слушать его было одно удовольствие.
Отъявленно светским тоном Родион ответил, что это он должен просить прощения за беспокойство и все такое.
— Так что же вас привело? — Больная мягко намекала, что сейчас не лучшее время для любезностей.
— Дело касается вашего мужа, — торопливо ответил Ванзаров, пока еще не вполне владея собой.
На божественном личике не отразилось удивления, холодное выражение словно принуждало гостя не мямлить, а скорее приступить к делу. Ощутив это нетерпение, Родион подсобрал растерянную уверенность и спросил, в котором часу Виктор Геннадиевич (произнес без ударения на «о») вышел из дома. Оказалось, довольно рано, сразу после девяти. Странно, что любящий муж оставил супругу в таком болезненном состоянии, но касаться это темы было невежливо. Зато он спросил, известно ли, куда Княжевич отправился с утра пораньше в праздник.
— Наверное, к одной из своих любовниц.
Сказано это было столь равнодушно и просто, что Родион невольно согласился: действительно, куда еще пойти мужу от хворающей жены.
— Предполагаете конкретную персону? — спросил он, стараясь выдерживать игриво-равнодушный тон.
— У Виктора так много развлечений… — Лилия Павловна вынужденно прочистила нос, — что отмечать конкретную, как вы точно выразились, довольно скучно.
— И вам хватает сил говорить
Что поделать, и Родион, бывает, допустит ошибку. А тут ошибка серьезная: нельзя вторгаться в личную жизнь свидетеля. Тем более дамы.
— Вы еще молодой человек, — сказала она с тем же вялым спокойствием. — А у нас с Виктором восемь лет брака. Меня трудно удивить его поведением. Мы уже давно чужие люди. Следовало бы жить раздельно, но об этом, а тем более о разводе, он и слышать не хочет. Видите ли, в «Львиный» клуб не допускают разведенных мужчин. Так что каждый развлекается в праздники как ему удобно. Я болею, а он — с любовницами. И все счастливы.
Следовало немедленно свернуть со скользкой темы, но Ванзаров, словно забыв, что постороннему человеку нельзя совать нос в семейные дела, спросил, давно ли произошел раскол в их отношениях.
Как видно, характер Лилии Павловны имел чрезвычайный запас терпения и миролюбия в отношениях с мужчинами разной степени зрелости. Спустив бестактность, она ответила:
— Если вас, господин Ванзаров, интересует конкретный срок, то это случилось семь лет назад, когда Виктор потребовал, чтобы я сделала аборт. Он считал, что заводить детей так рано — неудобно, нам следует пожить для своего удовольствия. Я поддалась и совершила это преступление. За что и была вскоре наказана. Теперь я не могу иметь детей. Однако моего мужа это не смущает. В правилах «Львиного» клуба о детях ничего не говорится, о чем же беспокоиться. Вам этого достаточно?
После такого признания красивая, хоть простуженная женщина казалась спокойнее статуи. А вот юному чиновнику хватило через край.
— У вашего мужа есть оружие? — спросил он, стараясь не смотреть на Лилию Павловну. Духу не хватало.
— Я подарила ему красивый револьвер с перламутровой рукояткой и инкрустацией. Название какое-то английское.
— Позволите на него взглянуть?
— С удовольствием, если бы Виктор не забрал его сегодня.
— Объяснил, для чего берет оружие?
— С какой стати ему передо мной отчитываться, — Лилия Павловна вымученно улыбнулась.
— Можете предположить причину?
— Да хоть показать в клубе… Или на свежем воздухе пострелять с какой-нибудь очаровательной барышней. Они так мило визжат от звука выстрела.
— Часто господин Княжевич берет оружие?
— Хочу напомнить: я не слежу за своим мужем. Сегодня не было горничной, кому-то надо было запереть дверь, поэтому я увидела, как он заворачивает оружие в бумагу и прячет в карман шубы.
Лилия Павловна, как воспитанная женщина, могла одним незаметным движением показать, что гость испытывает терпение больного человека. Пора и честь знать. Уловив этот намек, Ванзаров сразу встал. Только спросил напоследок:
— Вы готовы повторить эти показания для протокола и потом в суде?
Госпожа Княжевич пожала закутанными плечиками:
— Почему бы нет?
— Это может привести вашего мужа к суровому приговору и каторге.
— А что такого Виктор совершил? — впервые заинтересовалась она.