Формула преступления
Шрифт:
— Не имею права рассказывать. Во всяком случае, сейчас.
— Вот как… Что же натворил наш милый очаровательный муженек такого ужасного?.. Тюрьма и каторга, говорите… Какая неприятность… Но от своих слов не откажусь.
— И не станете выгораживать мужа?
— Господин сыщик, что я слышу: вы толкаете меня на нарушение закона?
Ничего подобного Ванзаров не хотел. Просто не мог поверить, что женщину, да еще красавицу, можно довести до того, что закон для нее будет дороже родственных связей. Оказывается, и такое бывает. Попросив заглянуть в сыскную, когда
Редкий покой, царивший в 3-м Казанском участке, напомнил, что для всех, кроме полиции, праздник продолжается. Вместо задержанных в приемном отделении грелись городовые. А из посторонних — только Спиридон. Извозчик терпеливо сидел на лавке.
Большой выбор свободных камер позволил держать убийцу в одиночестве. Княжевич вел себя тихо, не сходил с табуретки и курил одну за другой свои папиросы. Доложив подробности, Болотников спросил дальнейших указаний и с видимым удовольствием побежал за арестованным.
Родион устроился за ближайшим пустым столом.
Роскошный Виктор растерял большую часть блеска. Без шубы он выглядел тем, кем и был на самом деле: щуплым переростком. Опустившись на шаткий стул, Княжевич полез за портсигаром. Но там было пусто. Угостить его своими папиросами чиновник полиции не мог, потому что расправился с дурной привычкой, а курить дешевые махорки городовых Виктор Геннадиевич отказался. И только смотрел на Ванзарова глазами побитой собаки.
— Для окончательного установления всех обстоятельств дела осталось немного, — пообещал Родион и подозвал Спиридона. — Вот этот извозчик утверждает, что около одиннадцати утра вы сели к нему недалеко от пансиона.
— Он врет, — без сил сопротивляться ответил Княжевич. — Не было никаких извозчиков, от дома шел пешком.
— Нехорошо, Спиридон. Пожилой человек, а наговариваете на этого господина.
Ванзаров ждал, что извозчик будет долго и мучительно искать слова в бороде. Но Спиридон саданул кулаком по колену и гаркнул:
— Я вру?! Ах ты, ирод! Ну, погоди…
Распахнув кафтан, отчего пахнуло крепким мужицким духом, Мельников вытащил из-за пазухи новенький червонец и шмякнул его перед Княжевичем.
— Вот оно что! — обличительно выставил палец. — Расплатился со мной. У него в кошеле целая пачка новеньких. Так-то вот… Говорит, вези в клуб да забудь, что видел меня. Вот каков проныра! Я вру! Ишь, негодник…
И откуда только в сонном извозчике такая резвость взялась. Как видно, честный мужик. Обиделся сильно за правду. Вот и дал волю характеру. Или успел согреться казенной водкой, городовые могли от души угостить. Зато понятно, отчего добровольно возил полицию весь день: с таким гонораром можно еще дня два отдыхать.
— Господин Княжевич, портмоне у вас отнять не могли. Позволите проверить его содержимое? — спросил Родион.
Княжевич не реагировал. Что следовало понимать как признание. Для дальнейшей беседы честный извозчик был помехой, а потому Ванзаров отправил его обратно на скамейку запасных. Свидетелей, конечно.
— Мне кажется, я сплю и не могу проснуться, — тихо сказал Виктор. — Это какой-то немыслимый кошмар наяву… Помогите, умоляю…
— Хорошо, попробуем вас разбудить, — согласился Ванзаров. — Для начала перечислю все, чем располагает следствие. Есть свидетель, который пустил вас в пансион и видел, как вы стремительно покидали его. Есть свидетель, который видел, как вы выбегали из комнаты Водяновой, то есть Окольниковой. Есть свидетель, который отвез вас с Крюкова канала до «Львиного» клуба. И есть свидетель, который готов присягнуть, что утром вы ушли из дома с револьвером с дарственной надписью, который остался лежать на месте убийства.
— Кто присягнул? — не желая признавать безысходность своего положения, спросил Княжевич. — Она вам сказала, что я ушел с револьвером? Лиля?! Моя Лиля?! Моя жена?! О нет…
Родион подтвердил непреложный факт и продолжил:
— Алиби, которое вы предъявили мне в присутствии свидетеля, оказалось блефом.
— О нет…
— Вот что удалось выяснить наверняка. А теперь, Княжевич, постарайтесь понять главное. Я не адвокат, мне трудно представить, что может предпринять защита, чтобы убедить присяжных в вашей невиновности. И с меньшими уликами людей отправляли на каторгу. Смею думать, что это вы заслужили…
— За что?! Кому я причинил зло? — тихо спросил он.
Этот вопрос требовал подробного ответа, на что не было ни сил, ни желания. В столь поздний час, когда званый обед уже давно закончился и лучшее, на что еще можно рассчитывать, — холодные объедки, следовало держаться главного:
— Полагаю, искали способ, чтобы отделаться от надоевшей жены. И уже предприняли первые шаги.
— Нет! — выдохнул Виктр. — Не можете этого знать! У вас нет доказательств.
— Доказательства предоставили на пороге клуба, когда окликнули господина Жереха. Думаете, забыл?
— Это так, это глупость… — неуверенно попытался оправдаться он.
— Жерех, известный по полицейской картотеке гайменник, [22] глупостями не занимается, не такого склада специалист. А вот заказы выполняет. В толпе сунуть ножом под сердце умеет чисто. Легко представить, что ожидало Лилию Павловну вскоре.
— Я не хотел… Мне посоветовали… Ничего не было. Поверьте…
22
Убийца на уголовном жаргоне.
— Можно осудить за подготовку убийства, но не за мысли о нем, — успокоил Родион. — Хотелось бы узнать другое…
Виктор напрягся, словно перед прыжком.
— Зачем стреляли два раза в… Анастасию, причем один раз — в занавеску?
Победитель женщин повалился на стол, уткнувшись носом в локти, и застонал тоненько и протяжно, как далекий свисток.
Родион повел себя странно: подскочил, будто в него ударила молния озарения или заноза вонзилась в мягкое место. Такой порывистый герой попался, просто беда.