Формула счастья
Шрифт:
— Вот это да! — искренне удивился он. — Я бы дал не больше семнадцати.
— А куда мы едем? — спохватилась Света.
— К моей матери. Она давно хочет познакомиться с «моей девушкой». Так что ты как раз кстати.
— А как же твоя настоящая подруга, как потом ты ее представишь?
— У меня они так часто меняются, что я не успеваю никого из них с ней познакомить.
Машина остановилась у большого каменного здания в стиле «сталинский ампир».
Они вошли в холл с широкой лестницей.
— Здравствуйте, Клара Владимировна, как ваше здоровье? — вежливо спросил Павел пожилую женщину с вязаньем
— Здравствуй, Пашенька. Да ничего, не жалуюсь, вот только к непогоде суставы ломит, да поясница постоянно о себе знать дает.
Пока женщина говорила, ее глаза жадно осматривали Светлану; она с удивлением отмечала про себя, насколько не соответствует бедно одетая спутница элегантному парню. Она неодобрительно покачала головой. Не дожидаясь расспросов, Павел пошел по направлению к лифту. Через несколько неловких минут, проведенных в принужденной близости, они уже стояли перед высокой, статной и все еще красивой женщиной, которая ждала их в проеме распахнутой двери.
— Проходите, проходите, я очень рада, — улыбаясь, проговорила она, хотя взгляд выражал скорее удивление, чем восторг. Светлана заметила краем глаза, как женщина приподняла бровь, безмолвно спрашивая сына: «Кто это?»
— Мама, это — Светлана, а это — Майя Станиславовна, — коротко представил их друг другу Павел.
— Паша, ты помоги Светлане раздеться, найди тапочки, а я на кухню — мне нужно заправить салат. Вы как раз вовремя, у меня почти все готово. — Одарив девушку вежливой улыбкой, хозяйка заторопилась на кухню.
Света робко огляделась вокруг. Прихожая была просторной и казалась уютной, почти как жилая комната. Вся верхняя одежда находилась во встроенных шкафах, обувь — в галошницах. У стены напротив входа стояло старинное трюмо темного дерева, рядом — огромная напольная ваза с сухими цветами. Но что более всего потрясло девушку — огромные, от пола до потолка, стеллажи с книгами и журналами.
Поймав ее взгляд, Павел, не дожидаясь вопроса, пояснил:
— Мой отец был учеником отца моей матери, то есть моего деда. Дед был профессором математики. Мой отец хоть и пренебрег научной карьерой, но был большим любителем философии, так что в этом доме собраны книги чуть ли не трех поколений. Так что не удивляйся, книги у нас везде: в гостиной, в спальне, в кладовых и даже в прихожей.
— Ну проходите, проходите, не задерживайтесь — все готово, — донесся из глубины квартиры голос Майи Станиславовны.
Света быстро сняла с себя шубу, ботиночки и внезапно остановилась, будто споткнувшись, увидев свое отражение в зеркале. Мелькнула мысль: «Что я здесь делаю? Я совершенно лишняя», — но из комнаты веяло теплом и чем-то давно забытым, но удивительно вкусным. Голова закружилась. Действительно, она очень голодна. Кроме куска черного хлеба, посыпанного сахаром, она сегодня ничего не ела. На работу она брала с собой термос сладкого, крепкого чаю, тем и спасалась от голода и холода.
— Ну что же ты, Паша, веди Светлану в гостиную.
Павел открыл тяжелые двери, и они вошли в большую комнату. Таких она никогда еще не видела, даже в специальных журналах по интерьеру: первое, что бросилось в глаза — большой коричневый рояль с поднятой крышкой; у одной из стен стояли телевизор и старинный комод с изящной восточной вазой с одной молочно-белой хризантемой; у другой стены, рядом с книжным стеллажом, темнеющим корешками старых книг, широко раскинулся огромный, мягкий диван с обивкой под леопарда. Красная, желтая и голубая подушечки были аккуратно разложены около спинки. Эти яркие пятна придавали чопорной комнате элемент несерьезности и, самое примечательное, оптимистичный вид и совсем не гармонировали с торжественным видом остальной обстановки. На стенах висели картины (именно картины, как она поняла, а не репродукции), одни были большими, в массивных золоченых рамах, другие — совсем маленькими, и что изображено на них, можно было рассмотреть, только приблизившись вплотную. Около тяжелых штор, прикрывавших большое окно, стоял овальный стол, накрытый китайской скатертью с изящной вышивкой. У них, когда еще была жива мама, была точно такая же, и ее стелили только по большим праздникам.
— Проходите, садитесь, — вежливо пригласила хозяйка, — подвигайте к себе прибор. Паша, — обращаясь к сыну, сказала она, — я очень рада, что день рождения Вольтера мы встречаем вместе. Но о Вольтере мы поговорим позднее, а сейчас — пища для тела.
Хозяйка открыла крышку большой фарфоровой супницы, и у Светланы закружилась голова от пряного, чуть кисловатого аромата солянки. Ах, как вкусно, божественно! Голод и восторг при виде еды на какое-то время лишили ее способности владеть собою, и она накинулась на суп с остервенелостью дикарки. Опомнившись, только когда тарелка оказалась пуста, и робко подняв глаза, она поймала напряженный взгляд хозяйки, которая еще не успела наполнить свою тарелку.
Пристально наблюдая за ней, Павел внезапно застыдился своего поступка: привести незнакомую девчонку с улицы в этот чопорный, но такой привычный для него дом, где может жить, а вернее, царствовать только его мать.
— Вам понравилось? Может, хотите добавки? — подчеркнуто спокойно спросила Майя Станиславовна.
— Да, спасибо.
«Надо взять себя в руки, а не вести себя так, как будто неделю не ела», — подумала Светлана. Хотя, по правде говоря, не ела она по-настоящему по меньшей мере полгода.
— Расскажите, милая девушка, немного о себе. Где работаете, учитесь, где вы познакомились с Павлом? — удостоверившись, что гостья уже в состоянии отвлечься от еды, начала беседу хозяйка.
— Познакомились мы с Пашей недавно. — Она решила, что будет говорить правду, ничего не приукрашивая. — Сейчас у меня временная работа, а до этого я училась на филологическом, три курса закончила, но сейчас взяла академический отпуск. Я долго болела…
— Сейчас проверим, насколько это правда, — переходя на французский, сказала Майя Станиславовна. И уже по-русски, обращаясь к Свете, спросила: — Как вы относитесь к философским воззрениям Вольтера?
Светлана прекрасно поняла сказанную по-французски фразу: ее мать в совершенстве владела французским и дома с дочерью говорила на двух языках, читала ей сказки Перро, а позднее и романы Гюго и Бальзака. Вольтера Светлана прочла позднее, в классе десятом, когда готовилась поступать в университет. Она хотела ответить на вопрос хозяйки по-французски, пояснив ей свое отношение к противоречивости взглядов Вольтера, но резкий голос Павла помешал ей:
— Мам, мы не на экзамене, к тому же я хотел бы попробовать паштет.