Форт Далангез
Шрифт:
— А что вам известно о Галлиуле Джелакаеве? — презрительно нащурив глаза, проговорил Гузе.
— Судя по имени — это татарин, — проговорил я.
— Этот человек был пойман нами недалеко от города Хасан-кала. Он двигался куда-то с поручением. Но, не выполнив оного, перебежал к нам. При нём нашли целую пачку писем — и одно из них престранное…
Казалось, Гузе плотно увяз в трясине собственных подозрений, в то время как я вертел головой в надежде, что крайне нерасторопная турецкая прислуга на этот раз всё-таки окажется чуть шустрее обычного. Господь мой всемогущий пришёл мне на помощь! Давешняя некрасивая калфа внесла в столовую шампанское. Она держала поднос на вытянутых руках, словно
— Никогда не уступаю прислуге право салютовать пробкой от шампанского! — воскликнул я, принимая из рук рассерженной прислуги поднос.
— А я слышал, будто у некоего Ковшиха в Костромской губернии огромное имение с домом и штатом прислуги. Всё устроено по русскому дворянскому обычаю. Настоящая латифундия, приносящая огромные барыши. Кроме того, я наслышан о престарелой жене молодого Ковшиха. Она и сейчас проживает в этом имении, в то время как сам Ковших путешествует по миру, участвует в гонках регатах и тому подобное…
Пробка задорно хлопнула. Из горлышка открытой бутылки заструился белый дымок. Я разлил напиток по бокалам.
— По курортам Германии и Швейцарии, где много лет лечилась фрау Ковших, циркулировали слухи о супружеской преданности её мужа. И это несмотря на разницу в возрасте между супругами в тридцать лет…
Я слегка волновался, однако старания Гузе пропали попусту, потому что Камиль-паша и Амаль вновь увлеклись обоюдным очаровыванием, используя для этого турецкий язык.
Прежде чем дать достойную отповедь остзейскому зануде, я опустошил свой бокал и откупорил следующую бутылку. Гузе цедил из своего бокала, словно ему поднесли не вино, а какую-нибудь горькую микстуру.
— Ибрагим, — внезапно проговорила Амаль. — Почему ты не поправишь господина Гузе? Он постоянно называет вдову Шель фрау Ковших, в то время как госпожа Шель честно вдовствует в Костромской глубинке не один десяток лет?
— Заявляю совершенно официально! — прогремел я подобно грому. — Мадам Шель сохраняет верность Самуэлю Шель и намерена продолжать делать это до гробовой доски, в то время как я, с вашего позволения, всё ещё хожу в жениха-с. Позвольте представиться: Ибрагим Жвиц — завидный жених.
При этих словах я вскочил и поклонился, щёлкнув каблуками. Говорил я назло врагу на чистом русском языке, употребляя при этом специфический костромской выговор с ударениями на звук "о". Водянистые глаза Гузе округлились, отчего он сделался немного симпатичней.
— Оставь его, Гузе! Я твой генерал, и я тебе приказываю. Подозревать Ибрагима в шпионстве — что за вздор? — бросил Камиль-паша.
— Если господин Гузе не понял речи Жвица, я готова перевести её на турецкий, — проворковала Амаль. — Немецкий язык плохо давался мне, но если господин полковник предпочитает французский или английский…
— Презираю язык томми! — фыркнул Гузе. — Но возвращаясь к нашему пленнику…
— О ком это он? — Амаль округлила глаза. — Амаль Меретук никогда не понимала немцев — перескакивают с пятого на десятое.
— Галлиуле Джалакаеву? Татарину? Письмоносцу? — растерянно переспросил я.
— Этот человек — мусульманин, недовольный политикой царской власти по отношению к иноверцам. К примеру, в русских войсках по обычаю всегда есть полевые священники, для солдат исповедующих православие. Но никогда и нигде вы не увидите на передовых позициях русской армии муллы. В Австромадьярской армии существует институт фельдвикариата, которым управляет полевой римско-католический епископ — представитель церкви при Имперском Военном министерстве. Ему подчиняются фельдсу-периоры, которые находятся при штабах отдельных армий. В их подчинении находятся низшие полевые духовные чины — фельдкураты. Кроме того, есть ещё капелланы при военных госпиталях. Следовательно, структура духовной опеки в армейских частях в основном отвечает не только административному делению церкви (епископат — деканаты — приходы), но и армейской структуре. У русских же только и есть что православные попы. Остальные конфессии отнесены на второй сорт. И дело не только в вероисповедании. В Царстве Польском в школах преподавание только на русском языке. В армии в ходу язык только русский, а между тем некоторые солдаты из национальных областей русским языком не вполне владеют. Вот вы, господин генерал, с этим вашим Жвицем вдоль французского побережья на яхтах плавали, устриц и улиток жрали, а в России в 1898 году люди от голода десятками тысяч мёрли. Россия — что та устричная раковина. Ковырни её вилкой — и развалится, но не на две части, а на множество. Тут счастлив будет тот, кто успеет сочное мясо её первым в глотку себе сунуть. Европа обязана сожрать Россию, иначе во всех школах от Балкан до Ла-Манша детишек будут на русском языке учить…
Пылкая и обильно политизированная речь полковника Гузе, что холостой выстрел из гаубицы: громко, дымно, но толку никакого.
— Конечно, дорогой мой полковник! — Камиль-паша одобрительно треплет Гузе по руке. — С судьбами Европы можно и подождать. Совсем иное дело — дорогая ханум. Судьба ханум важней судьбы какой-то там Европы, не правда ли?
В ответ на его любезность Амаль снова обнажает лицо, прикрыв при этом грудь, что, на мой взгляд, несколько огорчает Камиля-пашу.
— Если желаете, можно погадать на таро Ленорман. Колода осталась в моём портпледе, в прихожей, — произносит Амаль едва слышно. — Если угодно, прикажите принести.
При слове "Ленорман" Гузе бычится. Теперь он похож на закипающий дровяной бойлер.
Камиль-паша картинным жестом прикладывает ладонь к левой стороне груди и склоняет голову. Кисточка на его феске задорно подпрыгивает. Амаль поднимается, готовая лично отправиться в прихожую за колодой Ленорман.
— Как любому немецкому офицеру, мне чужда эзотерика, — говорит Гузе, беспощадно, с чисто остзейской пренебрежительной брезгливостью лорнируя декольте и юбки Амаль. — Однако факты подтверждают болтовню нашей милой колдуньи.
— То есть? — рассеянно интересуется Камиль-паша. Его тараканьи усы настороженно шевелятся.
— На сей вопрос имею сообщить следующее…
И немец затараторил, самым забавным образом коверкая турецкий язык. При этом широкое и курносое лицо его сохраняло комично-серьёзное выражение. Он нёс скормленную ему штабом Кавказской армии при посредничестве Галлиулы чушь о планах британского экспедиционного корпуса, который якобы готовит наступление ранней весной в Месопотамии, а также об отряде генерала Баратова, который также готов принять участие в этом деле. Он приводил и доказательства. Аргументация его хоть и соответствовала действительности, но всё равно казалась мне чрезвычайно забавной. Moet Chandon сделал своё дело.
Да, действительно, русская армия купила в иранском Азербайджане большую партию верблюдов для гужевых перевозок. Одновременно закупались и гурты мясного скота, и пшеница для питания войск, и фураж. Я сам лично принимал участие в закупках и не делал ровно никакого секрета из выгоды, получаемой торговым домом "Вдова Шель и наследники" от подобной коммерции. Мог ли я предполагать, что полковник немецкого генерального штаба, приставленный к Камилю-паше именно для предоставления тому умных советов, придаст результатам моей удачной коммерции столь глобальное значение?