Фраер
Шрифт:
– Крыса! Бля-яяя!.. Сало сожрала!
* * *
Клок, заслышав вопли и осознав своим ссученым и подлючим мозгом, что они имеют к нему самое непосредственное отношение, сразу же просчитал последствия. Прямо в трусах он ломанулся на вахту и попросил закрыть его в БУРе.
Гоша собрал в бараке народ. Поучительно сказал:
– Человек слаб перед искушением. Но троглодитство приводит к жопоебству.
Молодёжь одобрительно загудела. Пенсионеры, как присяжные на суде, сурово кивнули головами.
Юра Дулинский вёл здоровый образ жизни. Не курил. В качестве премии ему передали банку растворимого кофе.
Колесо пригласили к столу.
На столе стояли рыбные консервы, мясо.
Колесо назидательно говорит:
– Во-ооот! Говорил я этой урле, не надо быть таким самоуверенным. Только ти решил, что уже держишь Бога за бороду, глядь, а он уже держит тебя за яйца.
Виталик прерывает его, передразнивая.
– А почему ви не кушаете, Владимир Иванович? Что вам нехорошо? Вот сало. Риба! Кушайте... Кушайте. Ви же старый арестант, знаете, что в кругу друзей едалом не щёлкают.
Колесо в ответ улыбался смущённой доброй улыбкой. Глаза же в это время оставались цепкими и холодными. Это был взгляд старого каторжанина, многое видевшего, всё понимающего.
* * *
Несмотря на ругань и скандалы Дуля часто сидел у Душмана в проходе. Они воспитывались в одном детдоме.
Серёга под настроение рассказывал об Афганистане.
– Непонятная страна! Чужая! Зимой мы в ватниках мёрзнем, а они босиком по снегу ходят. Как Асредин!
Все мужики в халатах, баб не видно. А если какая и появится, то такая старая и страшная...что лучше бы её и не видел.
Если судить по тому, что у них продают в лавках, то все миллионеры. На полках- японские магнитофоны, фирменные часы, французские духи.
А сами живут в домах из глины, нищета страшная, у нас дрова покупают. Каменный век. Старики, дети... По нашим понятиям, убивать их западло, а им гранату метнуть или очередь всадить в шурави– в порядке вещей.
Как- то во, время зачистки подстрелили пацана местного с автоматом. А на прикладе три зарубки. Это значит троих наших на тот свет отправил. И появляется такая ненависть, что уже не смотришь, кто перед тобой- баба или дитё. Во время операции открываешь дверь, кинул гранату, пару очередей и дальше.
Там я понял, что добро и зло — это в принципе одно и тоже. Для кого то добро, это зло. Для кого то наоборот.
* * *
Через неделю должен был освободиться Вова Москва. Весь срок он не поддавался на уговоры. Как бы к нему не подъезжали и не подкатывались. Говорил, что с однополой любовью завязал.
За неделю до воли он не смог сдержать похоть и развязал. Сначала подкатил к завхозу, но грубый Гоша, измученный простатитом, обругал его матом.
Тогда Вова отдался Лёве смотрящему. Потом к Лёве пришли земляки, весь цыганский табор.
Москва пошёл в разнос. Все выходные он не выходил из кабинета отрядника, превращённый в бордель.
В понедельник утром Гордеев пришёл на службу. В аквариуме с рыбками плавал презерватив. Лёня начал орать.
– Дневальный, почему у меня в кабинете воняет дерьмом?
Если бы он только знал, что там происходило в его отсутствие!
* * *
Несмотря на то, что дядя Слава без сопротивления отдал свой министерский портфель Лёве Цыгану, он всё же не был с этим согласен.
Выжидал удобный момент для свержения своего конкурента с пьедестала. Знал, что рано или поздно настанет момент, когда Цыган совершит ошибку.
Чутьё не подвело. Ожидание закончилось редким, но весьма поучительным случаем. Трагичным, как для некоторых блатных, так и козлов.
Ночью измученный сперматоксикозом Сеня подкараулил Валерика Сидорова, шедшего в уборную.
До этого дня Валерик жил мужиком. Вернее мужичонкой. Это был молодой парень, с румянцем на щеках. Из интеллигентной семьи, в которой его баловали и чрезмерно любили. В результате он вырос слабым, трусливым и инфантильным.
Сеня зажал его под лестницей и вытащив нож приказал снимать штаны. Валерик от ужаса потерял сознание, а Сеня пыхтя и потея от страсти, предпринял попытку лишить его девственности. От вожделения порвал уздечку на члене. Кончил. Подтёрся трусами Валерика.
Пригрозил, что если тот проболтается, то его будет насиловать весь отряд, и ушёл. Сидор придя в себя бросил перепачканные кровью и спермой трусы в уборной.
Никто бы ничего не узнал, и скорее всего Валерик стал бы персональным Сениным тихушником, но утром запарафиненые, в пятнах крови трусы нашёл Гоша.
Поддев их носком ботинка, Гоша глубокомысленно произнёс:
– Мдя-яяя! Одно из двух. Или кому то сломали целку, или кто-то сломал хер.
Через пятнадцать минут сидельцы увязали в кучу заплаканного Валерика, трущегося возле него Сеньку и вещественное доказательство в виде трусов. Поднаторевшие на своих делюгах зэки в случае необходимости умели проводить оперативно-следственные мероприятия не хуже оперов из райотделов.
Барак забурлил. Старики кричали «На нож»! Молодёжь вторила - «на фуй!
Босой, голый по пояс Асредин, как Христос тянул вверх руки: ”Братья, хватит крови!.. Ему в ответ кричали: “В Тамбовском лесу твои братья!”».
Сеня, испуганный реальной перспективой лишиться здоровья, бросив матрас и вещи бегом ломанулся на вахту.
Узнав о случившемся, срочно вызванный на службу похуист-отрядник, пообещал: "Пусть только выйдет! Я ему едало разобью!"
– Ничего!- сказал дядя Слава.- Выйдет из БУРа, загоним под нары. Пусть выглядывает оттуда, как ондатра. Весь срок, тварь, будет сидеть у параши.
Валерик тут же переехал в петушиный угол.
Дулинский подумал. Сказал:
– Ну вот, и определился с ориентацией. Раньше звали Сидором, а теперь назвали пидором!
Асредин вздыхал- «Эх люди! Святейшее из званий, человек, опозорено, как никогда. Опозорен и русский человек»! Какая тут нахер, к маме вениамина может быть духовная гармония!
К Лёве Цыгану прибежал посыльный от Арсена и тот ушёл к смотрящему.
Завхоза Гошу в тот же день сняли с отряда и отправили в Шизо, но не отсиживать, а старшим дневальным.