Фраер
Шрифт:
Я сделал вид, что не слышу.
Черник не унимался- Сегодня повара, а завтра пидора!
Я встал. Лезвие скользнуло в рукав. Тяжёлая волна ударила в голову и разом пропали запахи и краски. Ощущения времени и реальности исчезли. Слились в одну точку, под кадыком Черника. Достал тварь. Один удар и всё.
Я спросил медленно выговаривая слова.
– Ты кого-то конкретно имеешь в виду, Игорь?
Наверное на моём лице было написано, что сейчас у меня упадет планка. Со мной такое бывало. Последние три года жизни не
Скандал был не нужен никому, и Чернику в первую очередь. Кроме того, он собирался на УДО. Черник сжался.
– Да нет, Лёха. Это я так к слову. Срифмовалось как-то.
Когда я отходил от него, услышал негромкое с места, где спал дядя Слава.
– Ты бы поаккуратнее с метлой, Игорёк. Дерзкий фраер пошёл нынче. Может и заколбасить!
* * *
Ровно через неделю я и Женька заехали на расконвойку. Я- завхозом, Женька — шнырём.
Мы были с ним одного роста. Я старше на десять лет. Женька, был наглее, вспыльчивее, жёстче. Работяги его побаивались. Периодически он вел себя чрезвычайно дерзко и необдуманно..
Я был слабее физически и, надеюсь, чуточку разумнее. Но иногда я завидовал его бесшабашности, злости, наглости.
В нашей комнате стены обклеены хорошими обоями. Стояла нормальная оконная рама с двойными стеклами. Кроме тумбочек были еще разные встроенные ящички, антресоль, закрывающийся шкафчик для вещей и одежды при входе. Стояли две кровати, нормальный стол.
Колобок прямо с утреннего просчёта бежал к нам и падал на мою шконку.
Виталик оформлял документы на право работы за зоной. Жизнь налаживалась. Но возникла проблема. Вернее две.
Первая заключалась в том, что Колобка подстерегал Борисюк. В каждое его дежурство, Мишку по громкой связи вызывали на вахту и он долго стоял в клетке при ДПНК. До тех пор, пока я, либо Женька не приносили в надзорку пачку сигарет с фильтром. На третий или четвёртый раз я психанул:
– Мишаня, чего то дороговато обходится мне удовольствие каждый день видеть твоё лицо. Реши вопрос с мусорами.
– Как?
– Спросил Колобок.
– Как, как! Напиши Борисюку заявление, что обязуешься докладывать ему всю информацию обо мне!
В общем эту проблему решили. Вторая была проще.
Днём, когда мужики уходили на работу, в отряде нужно было наводить порядок. Я не мог заставить своего семейника ползать с тряпкой.
Первую неделю Женька приводил мужичков, давал им чай, сигареты. Были в лагере такие, кто за плату не считал для себя зазорным работать на кого то. За несколько сигарет можно было найти человека на атас, для того, чтобы куда-нибудь сбегать, помыть полы или даже постирать бельё.
Но стояла необходимость обзавестись постоянным помощником.
Через неделю решили и эту проблему.
Зайдя в отряд я увидел молодого пацана, лет восемнадцати. Он стоял в проходе, где раньше жил Сеня. Рядом с его ботинками натекла лужа от растаявшего
Рома, как и все кавказцы, отличался гипертрофированным самомнением.
Слыл человеком пьющим и нервным. Находясь на химии, по пьянке подрезал кого- то перочинным ножиком. Но несмотря на «бакланскую» статью считал себя в жопу блатным.
Я смотрел на молоденького зэка, испуганного, дрожащего с тонкими детскими губами. Дышал он нервно, затравлено, словно пойманный с сигаретой отличник.
– Последний раз спрашиваю, малой. В жопу дашь или мать продашь?
– Вопрошал Аракелян.
Я подошёл, встал рядом.
– Беспределишь, Рома? Неужели не знаешь, - жопа не дается, мать не продается.
Ара удивился.- Эй! Чего лезешь в чужой базар?
Я пожал плечами- Смотри... Я предупредил...Узнает дядя Слава. Попадёшь в непонятное...Как Сеня.
Аракелян бросил тапок на пол, отвернулся к стене. Пробормотал на армянском:
– Лавит беране куннем.
Я пытаюсь найти правильные слова.
– Как тебя зовут?
– Владиииик!
– Тянет отличник, готовый расплакаться.
– Никогда не позволяй своей жопе рассчитываться за то, что сделали твои руки и голова.— Я замолчал, соображая, как это лучше объяснить недорослю, подыскивая для этого более понятные и убедительные слова.
Мне хотелось многое сказать этому сопливому пацану, наверное только вчера оторвавшемуся от мамкиной сиськи. Но я знаю, что в зоне любое доброе дело, совершённое по доброте души, воспринимается с опаской: «С чего бы это? Чего ему от меня надо?»
Каждый опытный битый арестант знает, что опасаться надо добрых. Грубые по крайней мере честнее.
– Нельзя Влад, подставлять жопу. Понял?
Парень поник.
– Зайди как нибудь ко мне. Поговорим.
* * *
Душман затянул в зону спирт.
Как он это сделал, никто знал. Может быть занесли расконвойные. Или кто нибудь из вольного персонала. Может быть поймал переброс. Факт в том, что Бревнов напился. Напился не один. С вольным мастером из ПТУ.
Даже если спирт замерзнет
Все равно его не брошу
Буду грызть его зубами,
Потому что он хороший
Выпив, Душман решил- «Надо лететь в Афган. Там в плену томятся наши ребята. Надо выручать».
Дверь в класс была забаррикадирована. Уже ничего не соображающий собутыльник спал в углу на стуле.
Серёга по телефону диктовал ДПНК условия:
– Самолёт, АК с подствольником, шесть БК, два цинка с патронами, броник, гранаты, промедол, бинты. Водку. Нет лучше спирт. Медицинский.