Француженки не терпят конкурентов
Шрифт:
– Безусловно. – Он робко ей улыбнулся.
– И Сильван Маркиз умеет, – добавила она, пытаясь бросить вызов своему проклятому пульсу.
Его глаза раздраженно вспыхнули, а рука на ее запястье слегка напряглась, но он лишь укоризненно покачал головой. Его лицо приблизилось еще на сантиметр, туда, в ее предрассветное убежище между книжными ящиками.
– Но вы же пока не пробовали моего…
У нее едва не потекли слюнки, и вовсе не от желания шоколада. Сейчас на редкость неудачное время для такого разговора. Она чувствовала себя ужасно… беспомощной. Ужасно уязвимой.
Отлично
И к нему не примешивались сладкие ароматы ванили, розы или лайма. Сейчас от него исходил запах простой чистоты. Запах мужского тела, недавно вылезшего из-под душа.
– Возможно, – осторожно, с намеком на опасную вкрадчивость, предположил Филипп, – вы боитесь.
Она прервала пробежку уже минут пять назад, но ее грудь продолжала бурно вздыматься. И он по-прежнему держал руку на ее пульсе.
– Я не ем отраву. Но живу, не испытывая перед ней страха. По-моему, ничто не повредит мне, если я сама того не позволю, – вызывающе отвечала она.
Его руки на ее бедре и запястье сжались, и он порывисто притянул Магали к себе, словно искушаемый желанием доказать ошибочность такого ответа. Их губы едва не соприкоснулись. Оказавшись почти что в его объятиях, она заметила, как приблизилась его грудь, раздуваемая глубоким вдохом. Ее охлажденное ветром лицо согрел бурный выдох, и он предостерегающе воскликнул:
– Магали! Тебе хочется разбудить во мне зверя?
Восторженное смятение взвилось в ней залпом ракетниц, способным через мгновение расцвести в небе огненными букетами фейерверка. А что он сделает, разбудив в себе зверя?
– Он уже пробудился, – удалось прошептать Магали.
Его взлетевшая рука порывисто легла на ее затылок.
– Нет, пока нет.
И через мгновение Филипп резко припал к ее губам.
И тогда взорвались сверкающие огненные букеты. Сжигая воздух, с пронзительным ошеломляющим свистом, и внезапно Магали показалось, будто она взлетает к небесам вместе с салютом. Ее руки в поисках точки опоры скользнули по рукам Филиппа и вцепились ему в плечи, ощутив крепость напряженных мышц под слоями кожи и кашемира. Она и представить себе не могла, что ощущение его близости под затрепетавшими ладонями с такой невероятной всеобъемлющей мощью разольется по всему ее телу.
Она прижалась к нему, ее руки, пробежавшись по его спине, зарылись во влажной шевелюре, охлажденной зимним ветром. Голова Магали склонилась, губы приоткрылись, и их поцелуй мгновенно превратился в жаркую страстную схватку. Утоляя нестерпимый взаимный голод, они никак не могли насытиться друг другом.
Поцелуйная баталия затянулась. Филипп крепко ее обнимал, а она обхватила ногами его спину и прижалась к его животу, невольно огорчаясь наличию так мешавшей сейчас одежды и тому, что в таком положении на парапете она сидела несколько выше его сокровенного места соития.
Сталкиваясь и разделяясь, их языки и зубы продолжали интимное узнавание, жадные губы непрерывно открывали все более соблазнительные ощущения. Ее спортивная курточка и футболка не представляли никакой преграды для его рук, но сама Магали, раздосадованная его плотной кожаной курткой, быстро проникла под нее, и ее пальцы, проскользнув под свитер, обрели ощущение теплой упругости живого тела.
Вздрогнув от первого неожиданного прикосновения ее холодных пальцев к его груди, Филипп сделал судорожный вдох, вобрав в себя ее дыхание. Но после момента колебания он еще теснее прижался к ней и предоставил ее замерзшим рукам полную свободу действий.
Свет фар проехавшей по бульвару за спиной Филиппа первой утренней машины на мгновение выхватил их из таинственного сумрака. Стенами иллюзорного интимного убежища им служили все те же два зеленых ящика, а крышей – сумеречное предрассветное небо. И сам Филипп. Обнимая и жадно целуя Магали, он давал ей надежную защиту от любых взглядов, его рука мягко поддерживала ее затылок.
Ее руки, блуждая по его телу, ощущали крепкие, упругие мышцы спины, живота и груди, еще разгоряченные утренней тренировкой.
Они целовались до самого рассвета, когда сумерки вдруг прорезал робкий розовый луч, словно забытая краска смущения на божественном лице любопытной Авроры. И Филипп продолжал целовать Магали, не обращая внимания на дорожный шум уплотнившегося потока автомобилей. Однако вскоре он услышал пару насмешливых автомобильных гудков. И лишь яркий свет фар положил конец их разгулу.
Отстранившись друг от друга, они встретились потрясенными взглядами.
На какое-то время оба застыли в молчаливом оцепенении. Лицо Филиппа выглядело совершенно беззащитным. То есть ее собственное лицо, должно быть, тоже… Магали вдруг так резко отстранилась от него, что едва не свалилась в реку. Он мгновенно обнял ее, чтобы предотвратить падение.
Мысль о необходимости спасения породила в ней дикое желание ударить его, оттолкнуть. Хотя она не понимала, от чего ей, собственно, надо спасаться. Она порывисто повернула голову, слегка задев уголком рта и щекой его губы. Словно желая проверить сейчас, когда прошла первая необузданная страсть, не захочется ли ему поцеловать ее более нежно, к примеру, в мочку уха.
– Мне надо… мне надо закончить пробежку, – отрывисто прошептала она.
Что она говорит? Господи, какая глупость. Бессвязный лепет. Imbйcile [79] .
79
Идиотка (фр.).
– Магали. – Он выдохнул ее имя необычайно нежно и соблазнительно.
Она сползла с парапета и, выставив локти, заставила его отстраниться.
– В общем, пора заняться укреплением сердечно-сосудистой системы, – пробормотала она.
– Не думаю, Магали, что тебе есть смысл беспокоиться о замедлении сердцебиения, – заметил он, попытавшись использовать эту неумолимо колкую правду в качестве шпильки, способной ее к нему прикрепить.
Она мысленно отмахнулась от его слов, силясь придумать достойный ответ.