Французская повесть XVIII века
Шрифт:
Однажды вечером, когда мы, по обыкновению, отправились на прогулку, мы увидели стоявшую перед одной из хижин высокую женщину с четырьмя маленькими детьми около нее. Печальный и строгий вид ее привлек наше внимание, которое от нее не укрылось. Помолчав немного, она сказала: «Вот четверо маленьких детей, я их мать, и у меня нет больше мужа». Величественность, с которой она просила о сострадании, не могла нас не тронуть. Мы предложили ей нашу милостыню, которую она приняла с достоинством; при этом мы узнали историю ее мужа Оливье и его друга Феликса. Мы рассказали о ней нашим знакомым, и я надеюсь, что наши просьбы помочь ей не будут безрезультатны. Вы видите, братец, что величие души и высокие моральные качества присущи одинаково всем общественным положениям и всем странам: нередко человек не оставляет после себя памяти лишь потому, что у него не было другого, более широкого
В то время как разбойник Тесталунга опустошал со своей шайкой Сицилию, его друг и наперсник Романо был схвачен полицией. Он был ближайшим помощником Тесталунги и его правой рукой. Отец этого Романо был арестован и заключен в тюрьму за преступления. Романо-сыну обещали помиловать и освободить его отца, если он изменит своему атаману и выдаст его властям. Борьба между сыновним чувством и верностью клятве дружбы была тяжелой. Но Романо-отец убедил сына отдать предпочтение дружбе, считая для себя постыдным получить жизнь ценой предательства. Сын послушался отца. Романо-отец был казнен, а Романо-сына самые жестокие пытки не смогли заставить выдать его товарищей.
Вы хотели, братец, узнать о дальнейшей судьбе Феликса? Это любопытство столь естественно, и причина его столь достойна похвалы, что мы сами слегка упрекнули себя в том, что не испытали его раньше. Желая исправить свою ошибку, мы прежде всего подумали о г-не Папене, докторе богословия и священнике прихода св. Марии в Бурбонне; но матушка передумала, и мы отдали предпочтение его помощнику г-ну Оберу, весьма доброму и честному человеку, приславшему нам следующий рассказ, на правдивость которого вы можете положиться:
Человек, именуемый Феликсом, еще жив. Вырвавшись из рук правосудия, он бросился в леса своего округа, все пути и выходы из которых он успел изучить в то время, когда был контрабандистом. Он стремился постепенно приблизиться к жилищу Оливье, об участи которого ничего не знал.
В чаще леса, который вы иногда посещали во время прогулок, жил угольщик, хижина которого служила убежищем для контрабандистов; она была также складом их товаров и их оружия. Туда-то и направился Феликс, ускользнув от жандармов, которые гнались за ним по следу. Кто-то из его товарищей успел принести сюда известие о том, что в Реймсе его посадили в тюрьму. Поэтому угольщик и его жена уже считали, что Феликс казнен, когда он неожиданно предстал перед ними.
Я расскажу вам всю историю так, как слышал ее из уст жены угольщика, которая недавно скончалась здесь.
Ее дети, бегавшие вокруг хижины, увидели его первые. В то время как он остановился, чтобы приласкать самого младшего, который был его крестником, остальные вбежали в хижину с криком: «Феликс! Феликс!» Отец и мать вышли ему навстречу, повторяя тот же радостный крик; но несчастный так ослабел от усталости и голода, что у него не было сил ответить. В полном изнеможении он упал в их объятия.
Эти добрые люди помогли ему чем могли, дали ему хлеба, вина, овощей; он поел и заснул.
После пробуждения его первое слово было: «Оливье! Дети, вы ничего не знаете об Оливье?» — «Нет», — отвечали они. Он рассказал им все, что произошло в Реймсе. Ночь и следующий день он провел с ними. Он часто вздыхал, произнося при этом имя Оливье. Думая, что тот находится в реймской тюрьме, он хотел идти туда, чтобы умереть вместе с ним. Угольщику и его жене стоило большого труда отговорить его от этого намерения.
В середине второй ночи он схватил ружье, взял под мышку саблю и тихим голосом позвал угольщика.
«Феликс!» — откликнулся тот. «Бери свой топор и пойдем». — «Куда?»— «Хорош вопрос! К Оливье».
Они пошли, но при выходе из леса были окружены отрядом конных жандармов.
Я повторяю то, что мне рассказывала жена угольщика, хотя и трудно поверить, чтобы двое пеших могли бороться с двадцатью всадниками; должно быть, последние действовали разрозненно или хотели захватить добычу живьем. Как бы то ни было, произошла жаркая схватка; пять лошадей были искалечены, семь всадников зарублены топором или саблей. Бедный угольщик остался на месте, убитый наповал чьим-то выстрелом. Феликс же снова добрался до леса; наделенный невероятным проворством, он перебегал с одного места на другое; на бегу заряжал свое ружье, стрелял и время от времени свистел. Эти свистки и выстрелы, раздававшиеся время от времени с разных сторон, внушили жандармам опасения, что в лесу прячется
Когда Феликс увидел, что всадники удалились, он вернулся на поле битвы. Взвалив на плечи труп угольщика, он двинулся обратно к хижине, где жена убитого и ее дети мирно спали. Он останавливается перед дверью, кладет труп на землю и садится, прислонившись к стволу дерева и обратив лицо ко входу в хижину. Таково было зрелище, ожидавшее вдову угольщика утром, когда она должна была выйти из лачуги.
Но вот она просыпается и не находит мужа подле себя, ищет глазами Феликса — напрасно! Она поднимается, выходит, видит труп, вскрикивает, падает в обморок. Прибегают ее дети и, увидев труп, тоже начинают рыдать. Они бросаются к отцу, затем кидаются к матери… Жена угольщика, пришедшая в себя от шума и криков детей, рвет на себе волосы, раздирает лицо ногтями. Тогда Феликс, который продолжал сидеть неподвижно у подножия своего дерева, отвернувшись и с закрытыми глазами, произнес дрожащим голосом: «Убей меня!» Наступила минута молчания, затем скорбь и вопли семьи возобновились, Феликс же повторял снова и снова: «Убейте меня, дети, убейте меня, молю вас!»
Так провели они три дня и три ночи, предаваясь отчаянию; на четвертую Феликс сказал женщине: «Возьми свою котомку, положи в нее немного хлеба и ступай за мной». После долгого обходного пути по здешним горам и лесам они достигли дома Оливье, расположенного, как вы знаете, на окраине города, в том месте, где дорога разделяется на две, одна из которых ведет во Франш-Конте, а другая — в Лотарингию.
Здесь-то Феликс услышал о смерти Оливье, оказавшись в обществе двух вдов, мужья которых были убиты из-за него. Войдя, он тотчас спросил у жены Оливье: «Где Оливье?» По молчанию женщины, по ее одежде и рыданиям он понял, что Оливье нет больше в живых. Ему стало дурно; он упал и при этом разбил себе голову о квашню, в которой замешивали хлеб. Обе вдовы подняли Феликса; они были залиты его кровью, и, в то время как они хлопотали вокруг него, пытаясь своими передниками остановить кровь, он сказал им: «Вы были их женами, и вы заботитесь обо мне!» Несколько раз он снова лишался чувств; когда же сознание возвращалось к нему, он говорил, вздыхая: «Почему он не оставил меня? Зачем нужно было ему идти в Реймс? Как позволили вы ему туда пойти?..» После этого у него в голове мешалось, он приходил в ярость, катался по земле и рвал на себе одежду. Во время одного из таких припадков он выхватил саблю, намереваясь пронзить себя, но обе женщины бросились к нему, призывая на помощь. Прибежали соседи, его связали веревками и пустили ему семь или восемь раз кровь. Вместе с падением его сил начала утихать и его ярость. В продолжение трех или четырех дней он оставался неподвижным, как мертвец; только после этого к нему вернулось сознание. В первый момент он несколько раз обвел глазами все окружающее, как человек, который пробудился от глубокого сна, затем сказал: «Где я? Женщины, кто вы?» Жена угольщика ответила ему: «Я угольщица». Он повторил: «Ах, да, угольщица… А ты?» Жена Оливье молчала. Тогда он зарыдал, потом повернулся лицом к стене и проговорил сквозь рыдания: «Я у Оливье… Это кровать Оливье… И женщина, которая стоит здесь, была его женой! О!»
Обе женщины так ухаживали за ним, они внушали ему такую жалость, они столь настойчиво умоляли его остаться жить и столь трогательно повторяли ему снова и снова, что он их единственная опора, что в конце концов их мольбы убедили его.
В течение всего того времени, которое он провел в их доме, он больше не ложился спать. По ночам он уходил и скитался по полям; он бросался на землю и призывал Оливье; одна из женщин следовала за ним и приводила его обратно на рассвете.
Многие знали, что он находится в доме Оливье, и среди соседей легко могли найтись доносчики. Вдовы предупредили Феликса об опасности, которая ему грозила. Это было однажды после полудня, в то время когда он сидел на скамье, положив саблю на колени, опершись локтями о стол и закрыв глаза кулаками. В первую минуту он ничего не ответил. У жены Оливье был сын, которому шел восемнадцатый год, а у жены угольщика — пятнадцатилетняя дочь. Внезапно он сказал, обращаясь к угольщице: «Иди, найди свою дочь и приведи ее сюда». У него было поблизости несколько клочков луговой земли — он их продал. Угольщица вернулась со своей дочерью, и сын Оливье женился на ней. Феликс отдал им деньги, которые выручил от продажи, обнял их, попросил у них со слезами прощения; они устроились в хижине, где живут и сейчас и где они стали отцом и матерью для остальных детей. Обе вдовы поселились вместе; таким образом, дети Оливье получили одного отца и двух матерей.