Французская защита
Шрифт:
— Месье Одинцов! Поздравляем вас! Вы теперь — один из претендентов на звание чемпиона мира! Что Вы можете рассказать о закончившемся турнире в Пальма-де-Мальорка?
Виктор коротко отвечал в направленные к нему диктофоны.
Он не видел, что в десяти метрах от кучки людей вокруг него с безразличным видом стоит, закрыв лицо развернутой газетой, невзрачный лысоватый господин в сером костюме. Паскаль Фите и сам толком не знал — зачем он приехал в аэропорт к рейсу из Мальорки. Чутье гончего пса гнало его по следам предполагаемой
Бывшая жена Одинцова Лиза изумленными глазами смотрела на телевизионный экран. В спортивных новостях первого канала Виктор отвечал на вопросы журналистов.
— Папа! Папа! — закричала Наташа, показывая пальчиком на телевизор.
— Перестань! — визгливо перебила ее мать. — У тебя сейчас другой отец! Девочка насупилась. Потом, исподлобья взглянув на Лизу, тихо проговорила:
— У меня один только папа, не дядя Гога вовсе.
— Я вот тебе сейчас покажу «не дядя Гога»!
И мамаша ударила девочку ладонью по щеке. Та заплакала и убежала на кухню. Через минуту с вызовом выкрикнула оттуда:
— Мой папа в сто раз лучше дяди Гоги! И любит меня, не то, что ты! Мне мальчишки сказали во дворе, что он будет самым лучшим шахматистом! Он скоро приедет и привезет мне много подарков!
Лиза с ненавистью взглянула на храпящего в углу комнаты нового супруга и закрыла лицо руками.
Но не только в доме на Таганке смотрели новости в этот вечер.
— Во дает! — крякнул Сергей Пантелеевич Вощанов, увидев на телеэкране знакомое лицо.
Он внимательно вслушивался в слова Виктора Одинцова. После окончания интервью с будущим участником четвертьфинального матча претендентов, выключил телевизор и задумался.
Прохаживаясь по просторной комнате, сам с собой разговаривал вслух:
— Неужели ему как-то помогли мои приборы? Но как? Они же не снимают с корочки мысли соперника? А вот бы интересно изобрести такой прибор! Тогда бы человечество резко изменилось, я думаю… Часто говорят — мысли материальны, мысли материальны… Хрен они материальны! Иначе можно было записать, как слова или другие звуки. Эх, интересно бы было оказаться на Земле через тысячу лет. Что там будет в смысле технического прогресса? Наверное, мы бы сейчас «офонарели», доводись заглянуть на столько веков вперед.
Как те люди, что жили в тысячном году…
А, быть может, этот парень и в самом деле здорово играет в шахматы? Тогда зачем он приезжал за такими приборами? А вдруг ему кто-то подсказывает? Но кто? Не Карпов же сидит рядом и передает ходы?
Здесь что-то не так…
Пантелеич не интересовался шахматами и практически ничего не слышал о компьютерных программах, связанных с ними.
Сержант Рябиков тупо уставился на экран и замер. Его рука, несущая стакан водки в рот, дернулась на полпути и резко опустилась вниз, проливая драгоценную жидкость.
— Слышь,
— Которого? — милицейская жена в потрепанном халате и бигудями на голове с любопытством уставилась в телевизор.
— Да вот этого, белявого, с длинными волосами! Мы еще в паре с Гиви работали тогда! Ух, ты, сволота! — Рябиков погрозил кулаком изображению Одинцова. — Если бы не фээсбэшник, я б тебе…!
— А что случилось? — полюбопытствовала женщина.
— Да этот фраер без ксивы ехал, мы его решили тряхнуть, но какой-то майор на вокзале помешал. Ишь, ты, выбился через свои шахматишки! Дармоеды они там все!
И Рябиков вылил содержимое граненого стакана в свой гнилозубый рот.
Алик Сношаль скрежетал зубами. И было с чего. Одинцов, приехав в Москву после межзонального турнира, отказал ему в эксклюзивном интервью. «Лучший советский шахматный журналист всех времен и народов» сидел в кресле перед телевизором, отпуская реплики в адрес игрока и более удачливого коллеги.
— Александр Леонидович! — заглянула в кабинет старая сотрудница, которую в редакции считали тихо помешавшейся на почве любви к одному известному чемпиону.
— Пошла прочь! — заревел в направлении двери Алик. — Я занят!
Он поближе придвинулся к экрану: на одном из кадров встречи в аэропорту мелькнуло знакомое женское лицо.
— Сучка!
Алик не любил счастливых людей.
А те, в свою очередь, почему-то не любили его.
— Ну, каков, а! — заорал Юрок, сидя у стойки ресторана Le Komarov. — Ай да молодца!!
Его приятели возбужденно загалдели, глядя вверх на экран телевизора, что расположился рядом с многочисленными рядами бутылок.
— Ты чё, Юран, знаешь этого Одинцова?
— А как же! Вместе в тюряге парились! Классный чувак, скажу я вам! Прилетит сюда, завалится рано или поздно со своей командой, тогда гульнем с ним на всю катушку!
Цыган Миша опасливо косился на возбужденную компанию. Хозяин ресторана Комаров старался не показываться в зале, когда эти ребята из Красноярска наведывались в его заведение.
— А чё, пацаны, много он там выиграл в эти деревяшки? — раздался голос Коляна. — Я слышал, что только в самом главном матче на первенство мира они огребают солидные бабки!
— В натуре огребают! И Витюха, я думаю, должен дойти до этого матча! А там если проиграет даже, все равно лимон — другой зелени скосит, как пить дать! — возбужденно просвещал друзей Юрок.
— Тогда давайте выпьем за его победы — настоящие и будущие! Ура! — грохнул на весь зал Колян.
— Ура!! — подхватили остальные красноярцы.
Звон скрещивающихся бокалов, характерное кряканье после принятия сорокаградусной.
— Играй! — рявкнул Юрок застывшему в почтительном внимании бывшему солисту театра «Роман».