Французский поход
Шрифт:
— Значит, на нас готовится нападение? — насторожилась Диана.
— Прикажите сделать все, как я велю, графиня, — резко осадила ее Ольгица.
9
Это, конечно же, была она, Лили — прекраснейшая из женщин, которых когда-либо приходилось видеть д’Артаньяну.
Баронесса так и не сошла с коня. Красный с оранжевыми отливами плащ, непростительно скрывавший всю ее фигуру; россыпь пшеничных кудрей; невозмутимое, словно бы застывшее на прохладном северном ветру, лицо, напоминающее лик статуи,
— Неужели это действительно вы, баронесса?! — отчаянно врезался д'Артаньян в гурьбу драгун. — Простите, я только что из боя.
— Главное, что вы живы, граф, — почти с нежностью произнесла Лили фон Вайнцгардт, вплотную подъезжая к нему. — Меня терзало страшное предчувствие. Даже не предчувствие. Божьим гласом сказано было мне, что найду вас, но снова потеряю. Будто бы обязательно найду, но… тотчас же потеряю, — с укоризной добавила Лили, давая понять, что он просто-напросто не дослушал ее.
— Эй, мушкетер, да вы никак ранены?! — воскликнул один из стоявших рядом офицеров. И как же некстати он сунулся с этим «ранением», как некстати! Они с Лили думали, что никого вокруг не существует. Только они вдвоем, только они. На зависть всем, кто имел неосторожность созерцать эту их встречу.
— Так вы действительно ранены? — с убийственной выдержкой поинтересовалась баронесса. Только глаза слегка опечалились да брови сошлись на изломе переносицы.
— Давно. Еще той ночью, в пансионе. Впрочем, пардон. К сведению всех, это была не та ночь, которую… — д'Артаньян вдруг умолк и, сжав зубы, огромным усилием воли сдержал стон. Он чувствовал себя так, словно его вдруг еще раз пронзили шпагой.
— Сержант Марлей, — приказал тот же офицер. — На коня! Проводите мушкетера к врачу. Он через три дома отсюда, в лазарете.
— Это не рана, это усталость, — извиняющимся тоном объяснил д'Артаньян, обращаясь к Лили и стараясь не замечать драгуна. Однако сержант уже вскочил в седло и, схватив за узду коня лейтенанта, заставил его следовать за собой.
— Что бы это ни было, я сопровождаю вас, граф, — успокоила мушкетера Лили. — У меня появился повод побеспокоиться о вас.
— Боюсь, что беспокоиться придется сразу о двух героях. Ваш брат, барон Вайнцгардт, тоже слегка…
— Как, он опять ранен?! Господи, сколько же можно?! — удивилась баронесса, забыв при этом поинтересоваться, где сейчас находится ее брат.
Сержант отпустил узду его коня и теперь старался держаться плечо в плечо, чтобы в любое мгновение поддержать мушкетера.
— Барон — саксонец. Истинного саксонца раны облагораживают, — с едва уловимой грустью рассудила баронесса, устыдившись собственной слабости, а заодно напомнив мушкетеру, что ему придется иметь дело с «истинной саксонкой».
— В таком случае барон фон Вайнцгардт, с его фронтовым невезением, держится, как подобает самому благородному рыцарю. Смею вас заверить в этом, Лили.
Пока д'Артаньяна перевязывали, баронесса
— И вы беретесь ухаживать за мной, Лили? — удивленно воскликнул д’Артаньян, садясь в нанятую баронессой карету, увозившую их к фламандцам.
— Что вы, граф?! Ухаживать будут старики да милосердные соседки. Сочувствие, перевязки… Я на это не способна, — честно призналась Лили. — Тем не менее всегда буду рядом.
— Вы не позволяете мне даже пофантазировать, Лили, — расстроился д'Артаньян.
— Зато начну навещать сразу же, как только вы окажетесь способны к фантазиям. — Лили и не думала кокетничать. Во всяком случае, баронессу трудно было заподозрить в этом. Что бы ни происходило, как бы ни вела себя эта девушка, она по-прежнему оставалась той «истинной саксонкой», каковую только он, гасконец, может представить себе.
9
Королева стояла перед иконой Мадонны с младенцем. Икона была огромной, ветхозаветно старой.
Мария Гонзага не молилась, а всего лишь стояла перед ликом Мадонны, замерев, затаив дыхание, словно паломница — в ожидании обещанного чуда. Но это не помешало ей уловить почти неслышные шаги фаворитки.
— Что позволило вам войти сюда, графиня д'Оранж? — сухо спросила королева, даже не оглянувшись, будто увидела отражение вошедшей в потускневшем полотне иконы.
— Только что прибыл гонец.
— Значит, пророчица вот-вот осчастливит нас своим появлением? — упавшим голосом проговорила Мария Гонзага. Сейчас она ждала приезда Ольгицы с таким же мистическим страхом, с каким боялась ее пророчеств.
— Это гонец с вестью из Каменца. Что же касается Ольгицы, то ее все еще нет.
— Вы сочли необходимым немедленно сообщить мне об этом гонце и считаете, что поступили верно?
— Вы несколько раз интересовались, добралась ли графиня де Ляфер до Каменца и как она чувствует себя в «изгнании».
— Вести гонца связаны с ней? — спросила королева.
— И с гибелью господина де Рошаля.
— Майор де Рошаль? Что-то припоминаю. Какая жалость, — даже не попыталась она вдохнуть в свои слова хотя бы некое подобие сочувствия. — От простуды, конечно?
— От укуса змеи.
Только теперь королева повернулась всем туловищем и с нескрываемым любопытством воззрилась на фаворитку.
— Вы не ослышались, ваше величество, — загадочно улыбнулась д'Оранж, и грубоватое, но довольно холеное лицо ее приобрело выражение, очень смахивающее на оскал гюрзы. — Он погиб от укуса змеи.