Французский «рыцарский роман»
Шрифт:
Субъективность протекания времени в романах Кретьена и его школы (Рауль де Уденк; Рено де Божё и многие другие) объясняется характером героев, их душевным состоянием и т. д. Именно героев, а не любого персонажа. Время протагониста — это та временная шкала, на которую накладываются все события произведения. Художественное время романа этого типа — это важнейший, часто кульминационный момент жизни героя. Если он и не меняется биологически (как уже говорилось), то в конце романа обычно перед читателем персонаж, претерпевший огромную внутреннюю трансформацию.
Единицей измерения времени оказывается у Кретьена день (потому-то так часты упоминания утренних и вечерних церковных служб, отмечающих начало и конец дня). Эпизод четко укладывается во временные рамки дня. Ночь оказывается завершением приключения. Но она далеко не всегда означает перерыв в развитии сюжета и в протекании событийного времени. Ночь не только посвящена любви; именно ночью могут совершаться чудеса. Не случайно таинственная и символичная процессия Грааля увидена Персевалем в вечерних сумерках.
Если день в романе кретьеновского типа является минимальной единицей
* События рыцарского романа разворачиваются не только во времени, но и в пространстве. Тем самым мы имеем дело со специфически организованным художественным пространством.
При неопределенности, размытости границ артуровского куртуазного универсума, он замкнут и структурен. По нему разбросаны фиксированные точки — резиденции короля Артура и его вассалов (Камелот, Кардуэль, Карлион, Карадиган, Карруа, Оркени, Роадан, Тинтажель и др.). Они как бы плавают в неопределенном, внемерном обширном пространстве. Расстояния между этими фиксированными точками не определены. Они то очень велики, и на путь из замка в замок героям приходится затрачивать много дней, то до удивительности малы. Все зависит от стоящей перед автором конкретной художественной задачи. В этом же пространстве, но как бы выпадая из его структуры, из его системы координат находятся земли, города и замки, связанные с колдовством, чудесами и т. д. Их пространственное отношение к Камелоту и т. п. не вполне ясно. Эти зачарованные земли и королевства оказываются порой поразительно близкими к фиксированным (опять-таки относительно) пунктам артуровского мира; вполне понятно, что близость эта — субъективная. Это, например, Гиблый Лес, где живет молодой Персеваль, земля Ландюк (домен Лодины), замок Борепер, принадлежащий подруге Персеваля Бланшефлор, и т. д. Чудесными свойствами обладают у Кретьена и романистов его школы и леса — Броселианд, Кенкеруа, Аргонский и др.
Пространство не существует в рыцарском романе созданного Кретьеном де Труа типа само по себе, оно всегда связано с героем и зависит от него, его поведения, настроения, характера. Т. е. оно детерминировано и является функцией свойств персонажа. Порциальность и линейная направленность сюжетного потока, который может быть представлен как «траектория пространственных перемещений героя» (по удачному выражению С. Ю. Неклюдова[112]), соответствует точечности художественного пространства. Эпизод, сцена в романах Кретьена всегда предельно локализованы, т. е. точечны. Точечны в двояком смысле. Во-первых, они лежат на линии, во-вторых, они отграничены от окружающего, что часто нарочно подчеркнуто (стенами замка, береговой полосой острова, просто воздушной стеной, отделяющей чудесный сад от остального мира, и т. д.). Выше мы говорили о членении кретьеновского повествования на «сцены» во временном смысле; сценически организовано действие в романе Кретьена и с точки зрения его пространственной локализации.
Точечное пространство, соответствующее отдельным эпизодам и событийному времени, складывается в линеарное. Все романы Кретьена де Труа (в какой-то мере — вообще все куртуазные романы средневековья)— это рассказы о непрерывном, нескончаемом пути героев. Здесь мы подходим к одному из существенных признаков романов Кретьена и вообще созданного им типа рыцарского романа на бретонский сюжет. Это дух странствий и поиска, которыми овеяны все произведения нашего поэта (а также и многие книги его последователей, например «Прекрасный незнакомец» Рено де Боже, «Отмщение за Рагиделя» Рауля де Уденка и многие другие. О них речь впереди). Дух странствий не отделим от поэтического мира фантастики. Казалось бы, мотив богатырского поиска (невесты, заколдованного предмета и т. п.) в рыцарском романе восходит к эпическому художественному мышлению. Генетически — несомненно, но не типологически. Рыцарский подвиг у Кретьена и романистов его круга всегда несет в себе моральную нагрузку и совершенно не обязательно связан с принятым на себя героем магическим обязательством, с каким-либо «гейсом» и т. п. Герои совершают подвиги всегда с определенной и ясной целью, а когда такая цель исчезает (как, например, у Ивейна), герой терпит моральный крах. Поэтому для Кретьена характерны не только поиски рыцарских подвигов, но и моральное осмысление последних. Впрочем, в романах о приключениях странствующих рыцарей (а такие романы несомненно восходят к созданному Кретьеном де Труа типу куртуазного повествования) поиск становится самоцелью, что не снимает с его результата моральной Детерминированности.
Собственно «герои» Кретьена поэтому всегда в движении — и в переносном смысле, и буквально. Но есть у поэта и статичные персонажи — также в обоих значениях этого слова. И каждому типу героев соответствует свое пространство.
Статичны в рыцарском романе бретонского цикла простолюдины. Им не дано покинуть свое бытовое, нарочито сниженное пространство. Их удел — убогая хижина, шалаш на лесной поляне в непосредственной близости от пасущегося стада, за которым они присматривают, узенькая улочка средневекового города и т. п. Жизнь в пределах этого замкнутого маленького локуса циклична. Статичны у Кретьена противники героя, те враги, которых он встречает на своем пути. Их статичность — иная. Они связаны обетом или чарами и не могут покинуть свое также отграниченное пространство, ибо пространство это — фантастическое. Наконец, типичным примером статичного героя является сам король Артур. И здесь — опять новый характер статичности. В романе Кретьена король Артур статичен потому, что он просто «вне игры». Он — олицетворение
Нейтральным, как правило, оказывается и линеарное пространство рыцарского поиска. Это дорога в лесу. Стихия леса наполняет романы Кретьена. Это их сквозной* символ (подобно тому, как море стало сквозным символом ранних манифестаций легенды о Тристане и Изольде). Вообще мы можем говорить об образе леса в романах эпохи, что явилось отражением реального восприятия людей того времени. «Лес, — писал Ж.-Ш. Пайен, — был не только местом, где скрываются, но также святилищем, где вступали в контакт с чудесным» 27. Лес как огромная бескрайняя, внемерная масса пространства противостоит в романе ограниченности и отграниченности дороги, по которой движется рыцарь с оруженосцем, караваи купцов, везущих заморские товары, или толпа паломников. Лес как нерасчлененное пространство изоморфен природе. Лес, природа у Кретьена нейтральны, «равнодушны» по отношению к герою до тех пор, пока он не покинул свой путь, т. е. дорогу, и не углубился в лесные дебри. Вспомним, что море всегда активно вмешивалось в судьбу Тристана и Изольды, равнодушным оно не было. В то же время лес надежно укрывал любовников, был им дружествен. Но там перед нами другой тип романа. В кретьеновском повествовании нарушение героем линеарности своего пространства чревато для пего многими опасностями.
Линеарное и плоскостное пространства соответствуют в бретонском романе повествовательному времени. Точечному пространству, как уже было сказано, соответствует событийное время. Точечное пространство, в зависимости от типа героя (и в его индивидуальном восприятии), может быть бытовым, волшебным и «авантюрным» (граница между вторым и третьим, конечно, условна).
Вот, например, Эрек, герой первого романа Кретьена де Труа, приезжает в незнакомый ему город (Лалют), т. е. попадает в типично бытовое пространство. Но на Эрека никто не обращает внимания; дело здесь не только в том, что его никто не знает, но и в том, что он оказывается носителем иного пространства — не бытового, а авантюрного, связанного с поисками рыцарского приключения. Далее происходит знакомство Эрека с бедным дворянином. Герой попадает в бытовое пространство его убогого дома, знакомится с дочерью дворянина Энидой и влюбляется в нее. Здесь он как бы на некоторое время оставляет свой поиск, принимает иное пространство; у него привал, отдых, передышка. Поэтому теперь он замечен окружающими. В турнире, организованном у городских стен на следующее утро, как бы совмещаются два типа пространства — бытовое (для зрителей на турнире) и авантюрное (для Эрека, мстящего Идеру за оскорбление королевы Геньевры и стремящегося прославить свою даму).
Но рыцарский поединок может быть совмещением не только бытового и авантюрного, но еще и волшебного пространства — когда герой сражается с носителем зачарованности, как, например, Ивейн, побеждающий в отчаянной схватке (в которой ему помогает его лев) двух сатанаилов и снимающий этим заклятие с замка Опасного Приключения (ст. 5442—5687).
Мы уже говорили, что у Кретьена время может останавливаться, идти вспять, неудержимо нестись вперед. Происходят эти темпоральные аномалии, как помним, в фиксированных местах, где действуют волшебные силы. Каковы же свойства «фантастического» пространства в бретонском романе? Нельзя сказать, что в данном случае Кретьен проявил чрезмерную выдумку и находчивость. Он во многом шел за сказочным фольклором. Во-первых, фантастическое пространство, как правило, четко отграничено от обычного, поэтому проникнуть в него нельзя невзначай, не заметив этого. Пространство это обычно локализовано в городе, замке, чудесном саду, огороженном особой волшебной стеной (что лучше стены могло по представлениям средневекового человека ограничить какой-либо «локус»?). Затем фантастическое пространство обладает способностью внезапно появляться и также неожиданно исчезать. Оно может быть то близким к какому-нибудь реальному (с точки зрения реальности художественного пространства) пункту, то от него стремительно удаляться. Фантастическое пространство сулит герою всяческие опасности, потому что оно непредсказуемо. Здесь герой проходит через тяжкие испытания, но испытания эти особого рода. То это «опасное» ложе, то волшебная дверь, внезапно захлопывающаяся и даже рассекающая своими створками рыцарского коня. Но волшебное пространство не обязательно угрожающе и враждебно герою. Оно может быть и благоуханным садом блаженства. Проникновение в фантастическое пространство всегда в романе отмечено: бурей, ливнем, грозой, вообще какими-либо пароксизмами в бытии природы. Главное в характеристике такого пространства — это то, что оно живет по своим специфическим законам.