Fremione
Шрифт:
Она бродила, осыпая надгробия чарами, и над кладбищем взвилась едва уловимая какофония запахов множества самых разнообразных цветов, теперь украшавших почти все окрестные могилы.
Остановившись у высокой, в человечий рост стелы белоснежного с венозными прожилками мрамора, в которую была вмурована фотография Сириуса, Гермиона нерешительно прикоснулась к чуть теплому, впитавшему ускользающее осеннее солнце камню. Почему-то сейчас Гермионе страшно захотелось, чтобы ее обнял Сириус. Или Гарри. Но лучше все-таки Сириус, как обнимал он ее всего однажды, в далеком девяносто пятом году под Рождество. Тогда,
Сосредоточившись, Гермиона направила палочку в самую середину стелы и прямо под именем Сириуса, высеченным потемневшими от времени буквами, появилось изображение смоляного растрепанного пса. Нужно было бы, конечно, посоветоваться с Гарри, но она была уверена, что тот возражать бы не стал.
Пес развалился на животе и, сложив передние лапы крест на крест, опустил на них лохматую голову, бросавшую лукавые взгляды. Гермиона гладила его за плоским ухом, когда до слуха ее донесся звук яростно выдираемой травы. С изумлением оглянувшись (пес тоже вскинул умную морду), она обнаружила, что забрела на участок кладбища, отведенный Уизли. Они, как и многие чистокровные семьи, испокон веков имели собственную секцию под захоронения.
Кивнув вилявшему хвостом псу, Гермиона спешно двинулась на звук и миновав множество фамильных надгробий, которые с каждым шагом становились все свежее и свежее, наконец, обнаружила источник звуков.
Анджелина, стоявшая на коленях у могилы Джорджа, остервенело выдирала сорняки. Она была так увлечена, что, похоже, не замечала не только Гермионы, но и капающей с ладони крови — видимо она порезалась о тонкие стебли.
— Анджелина? — негромко позвала Гермиона.
Женщина у могилы замерла на мгновение — но не оглянулась (наверное ей подумалось, что она ослышалась) — и снова принялась хватать сорняки голыми руками.
Гермиона в ужасе смотрела на нее. Во всех движениях Анджелины было что-то подрагивающее, нездоровое, губы ее беспрестанно шевелились. Женщина что-то бубнила себе под нос.
— Анджелина, — в полный голос повторила Гермиона и на всякий случай подошла поближе.
Могила Джорджа упиралась в растресканый древесный ствол и потому единственным местом, где могла остановиться Гермиона — стало изножье Фреда, его захоронение было всего в нескольких десятках дюймов левее.
Взгляд ее больно обожгли крупные буквы, разбросанные по двум надгробиям. «Шалость» — у Фреда, и «Удалась» — у Джорджа. Не успела Гермиона сглотнуть сухой ком, взметнувшийся к горлу, как Анджелина подняла на нее удивленные глаза, но узнав в пришельце родственницу (иногда Гермионе казалось, что при посредстве Уизли все их поколение приходится друг другу родней), только кивнула на землю рядом с собой.
— Помочь?
Анджелина покачала головой и принялась с тройным упорством ощипывать растительность на могиле Джорджа. Оттого, что они находились совсем рядом, контраст двух братских захоронений особенно бросался в глаза. У Фреда могила ухоженная, яркая, усыпанная крохотными разноцветными цветочками; у Джорджа — идеальный бледно-зеленый газон, травинка к травинке. Гарри однажды сказал, что таким газоном бы гордилась тетя Петунья.
— Как дети? — тихо поинтересовалась Гермиона.
Вздохнув, Анджелина разогнулась и, утерев со лба пот грязной рукой, впервые подала голос:
— Нормально. Фреда отправила погостить в «Нору» на сегодня, а Роксана пробудет у Чарли до начала семестра. А твои?
— У родителей.
— Я только что была в «Норе», и Молли не говорила…
— Нет, нет, — поспешила поправиться Гермиона. — У моих родителей. Они взяли их во Францию, тоже до начала семестра. В «Нору» мне сейчас путь заказан.
— Слышала, — хмыкнула Анджелина, снова нагибаясь к земле. Из кармана она выудила маникюрные ножнички и теперь равняла каждую травинку отдельно. — Малфой все пытался в Министерстве эту новость замять, но слухи задушить даже ему не под силу. Разводитесь?
Кивнув, Гермиона опустилась на колени в изножье Фреда. Рыхлая прохладная земля мягко пружинила.
— Давно пора, — заключила Анджелина. — Заметила, что у нас почему-то ничего с этим не выходит? Из тех, кто сразу после войны женились, никто спокойно не жил.
— Почти никто.
— Почти, — эхом повторила она.
— Вы-то с Джорджем были образцовой семьей, — утешила Гермиона, но вместо того, чтобы ободриться Анджелина вздрогнула, натянуто улыбнулась, и еще ниже склонилась к выдранной пожелтевшей травинке.
Гермиону все больше беспокоила собеседница: никогда прежде Анджелина не испытывала особой тяги ни к уборке, ни к по-магловски ручному труду.
— Часто ты здесь?
— Каждый день, — отрезала женщина.
Гермиона невольно усомнилась в том, что погибни Рон, она стала бы навещать его с таким усердием.
— Я должна, — как-то хрипло гаркнула Анджелина, и Гермиона заметила в ее красивых миндалевидных глазах слезы.
Мгновение она решительно не знала, что делать, никогда прежде Анджелина, стойкая, строгая, собранная, не плакала при ней. Даже на похоронах Фреда. Неуверенно протянув руку к ее спине, Гермиона замерла в ожидании — оттолкнут ее или примут неизвестно.
К вящим изумлению и облегчению Гермионы, Анджелина упала на ее плечо и разразилась беззвучными рыданиями, крупно колотившими все ее тело.
— Мне очень, очень жаль, — шептала ей в лохматую макушку Гермиона. Темные волосы, кое-как собранные в хвост топорщились и щекотали ее шею. — Но вы прожили отличную жизнь, и Джордж, я уверена, был счастлив и умер…
— Из-за меня, — так же хрипло, но совершенно отчетливо закончила женщина.
— Ну что ты, это просто несчастный случай. Неудачный эксперимент.
Недобро хохотнув, Анджелина вскинула голову:
— И какую же интересно детскую игрушку можно начинить ядом, Грейнджер?
Гермиона вздрогнула. Девичьей фамилией ее называл только Рон, когда они особенно сильно ссорились. Но Анджелина словно не заметила ее оцепенения и продолжила:
— Может в забастовочные завтраки добавить? Или в любовные напитки? Чтобы сразу, да? Одним махом?
— Ты никогда не упоминала…
Анджелина натужно рассмеялась:
— Он все понял, представь себе. Не таким уж и дураком оказался, а?