Фрилансер. Сверх
Шрифт:
В зале блевали. Многие. Блевал кто-то из девчонок Сюзанны. Несколько человек из «Братства» свалили со сцены, хотя не должны были (но их охраняемые объекты уже мертвы, так что это не нарушение). Паркинсон с пристяжными заседателями вообще свалила сразу, понимая, что я тот ещё выродок и собираюсь устраивать трешак. Дескать, они вынесли приговор, а дальше то, что творил я — на моей совести, они не при чём. Правильная позиция. Но сам я при виде разворошенных обугленных анатомических подробностей сеньора впал в состояние ступора. Ибо вспомнились вдруг другие обезображенные трупы. Которые делали трупами из живых людей боевики диаспор,
Тысячи людей погибли!
Потому, что моральные уроды из аристократии возомнили себя «жёнами Цезаря». Как вот этот сеньор, переведший врагу четыре миллиарда четыреста миллионов империалов после того, как в одном только Ванкувере на улицах растерзали под тридцать тысяч наших рабочих и туристов. Там наш кластер — верфь, куча производств на побережье, далеко ходить не надо, и многие рабочие жили не на территории окружённого охраной посёлка, а просто в городе. Канада же союзник, мы ж друзья, чего в военном городке в бараках ютиться?..
Нет, у меня даже позывов рвотных не было, как когда-то в подземельях под Дворцом. И когда девочки знаками показали, что всё, сеньор «одвухсотился» и выключили горелку, обработав тело из углекислотных огнетушителей (коими периодически по чуть-чуть подрабатывали, сбивая пламя с загорающейся одежды сеньора), обошёл его со стороны зала, то есть спереди. М-да, хорошо, что я давно не ел — ком всё же подступил к горлу. Но вот появившаяся от этого зрелища злость «дала по шарам» так, что руки задрожали. И я понял, что поймал «волну», как называю это состояние. Достигаемое лишь на некоторых исполнениях на концертах — когда максимально открыт и способен задавить своими эмоциями кого угодно. Я в такие моменты настолько искренен, что зритель прощает всё, чувствуя то, что и я. А потому быстро зашёл за кулису и набрал номер, стоявший всё это время на запрете входящих.
Ответили не сразу, гудка с десятого.
— Да, Хуан? — Голос абонента подавленный, его обладательница была в состоянии обалдения, и не надо заливать, что аристократы её уровня такие все из себя прожженные циники, их подобным говнищем не проберёшь. Ещё как проберёшь! И из себя вывести можно.
— Софи, ты одна, или нас слушает сейчас весь ваш клан?
Пауза, осознание, приход в себя. Наконец:
— Хуан, минуту, услышит весь.
Пауза, и через время мужской голос, причём явно говорящий в большом помещении — эхо акустики.
— Да, Хуан. Это герцог Сантана. Мы тебя слушаем.
— Сеньор Сантана… — усмехнулся я и сбился — распирал смех. Ибо почувствовал, как крепится на том конце сеньор. ОНИ МЕНЯ БОЯТСЯ! Меня! Мальчишку! Только сейчас оценив, что ничем не лучше Ортег, Торресов и иже с ними, и только что чуть не наступили на те
— Сеньор, я знаю, кто отдал приказ Карлосу Сантьяго «слить» деньги через договор в Канаду. И знаю, почему.
— Хуан, не понимаю, о чём ты, — ушёл в отказняк дедуля.
— Сеньор, одно из двух! — повысил я голос, чувствуя, как дрожат ладони. — Или мы говорим в открытую, как есть, и договариваемся. Или вы прячетесь за формулировки и отрицаете, пытаясь поиметь меня — но тогда никаких договоров. И если начнётся война — то будет война. Не надо считать, что мы к ней не готовы — только к ней мы все эти дни после снятия осады и готовились.
— Ты понимаешь, к чему такая война приведёт? — усмехнулся он. Но я чувствовал в его голосе не только превосходство, но и всё ещё разъедающий страх. Он верил, что мы настолько отмороженные, хотя мы отмороженные не настолько.
— Разумеется, сеньор Сантана. Но даже если это будет последняя война для клана Веласкес, обратной дороги у нас нет. А значит нет и выбора — будем воевать.
— Не надо делать поспешных выводов и заявлений! — всё же одумался он и включил заднюю.
— Тогда давайте без юридической казуистики. Она мне сегодня надоела– в печени сидит!
— Хорошо. Спрашивай, — сдался он.
— Зачем вы это сделали?
— Сделали что?
— Приказали Сантьяго «слить» четыре с половиной миллиарда врагу.
— Я бы не сказал, что это был приказ, Хуан. Это… Было коллегиальное решение. Ты сильно меня переоцениваешь, считая, что я могу приказывать таким людям, как Сантьяго.
— Мы заигрались, да? — усмехнулся я, перейдя к сути, минуя политесс. — Веласкесы?
— Если скажу, что так не считаю — я совру, — дипломатично не бросил он это в лицо.
— Сеньор Сантана, знаете, почему я с вами разговариваю? Почему ваш дом до сих пор не окружён, и бойцы Сто второго не готовятся к его штурму?
— Догадываюсь, но буду благодарен, если ты это озвучишь сам. Во избежание — вдруг что-то понял неправильно? — снова ушёл собеседник в дипломатию.
— Сеньор Рафаэль, сеньор Сантана. Его сотни миллионов, выложенные на игровой стол в памятном матче в покер. Эти миллионы показали мне, что у вас есть долгосрочная стратегия работы со мной и Веласкесами. Долгосрочная — это когда не на день, и не два, а на десятилетия. И я понимаю, что страх может затуманить разум даже очень сильных людей, и вопреки долгосрочной стратегии можно сорваться и сделать тактически, то есть сиюминутно, не самый умный поступок. И я даже не обвиняю лично вас — вы могли пойти на поводу у клана — когда их много, не всегда есть возможность вразумить и убедить в неправильности взглядов ВСЕХ родственников. Но у вас есть эта грёбанная стратегия! И только потому я не отдал такой приказ.
— И что ты предлагаешь? — Голос сеньора куда более уверенный: торг — стихия этого человека.
— Сантьяго «накосячил» — за это наказан. Как вы поняли, я не собирался это обсуждать, и тем более прощать. Просто в назидание, чтобы ни у кого более не возникло мысли попытаться нас поиметь. Также с вас четыре с половиной миллиарда — или коллегиально платите, или сами, или будем делать конфискацию кланового имущества Сантьяго — сами решите, дадите ответ до завтра. Вам же скажу следующее. Все, кто не участвовал в мятеже, даже кто сочувствовал, но оружие не взял… Невиновны. И остаются при своих. Паровозом тащить их, подшивая к делу, мы не будем.