Фрося. Часть 4
Шрифт:
С первого твоего приезда в Таёжный Коленька сразу проникся теплом к Андрейке, если ты помнишь, именно он сделал из него знатного охотника и рыболова.
Даже профессию, твой сын, выбрал геолога, скорей всего, неспроста.
— Ах, Аглашенька, а ведь после нашего возвращения из Сибири в Поставы, Андрюша мне доставил столько хлопот своим отношением ко мне, такое было чувство, что он меня презирал за разрыв с Алесем.
— Можешь не сомневаться, так оно и было, вспомни его отношение к отцу, он же его буквально
— Аглашенька, Андрейка и сейчас поклоняется его могиле, как святыне, я даже порой ревную, ведь, что для него сделал Алесь в жизни по сравнению со мной, а видишь, сердцу не прикажешь.
— Фрось, хватит об этом, я хочу выпить, тебя не заставляю, а мне это сейчас необходимо.
Глава 28
Фрося с сочувствием смотрела на подругу, не зная на что решиться — категорически воспротивиться сейчас очередному похмелью или всё же не резать по живому, ведь та могла в сердцах просто выгнать её из дому, что станет трагедией для них обеих в будущем.
— Аглаша, я погрею сейчас вчерашний куриный бульон, похлебаем, ты накати свои сто грамм, если не можешь пока без этого обойтись и мы пойдём с тобой прогуляемся к реке, мне когда-то Алесь показал очень симпатичное местечко.
Аглая вскинула глаза на подругу и обе женщины впервые после приезда Фроси в Таёжный, внимательно рассмотрели друг друга.
Аглая в своём домашнем махровом халате выглядела ещё толще, чем она была на самом деле.
Лицо обрюзгло, на шею наплывал второй подбородок, от плача и похмельного состояния в последние дни веки припухли, оставив только узкие щели для глаз, по которым разбежались красные прожилки:
— Что подруга так смотришь жалостливо на меня, не нравлюсь я тебе такая?
Я и сама себе не нравлюсь, а лучше стать мне уже не дано, бабка, потерявшая женскую привлекательность, а главное, не желающая её как-то восстановить, мой поезд ушёл безвозвратно, и очень тебя прошу, не мучай меня и себя напрасными уговорами и планами, побудь со мной ещё парочку дней и езжай себе спокойненько в свою Москву, а, как я распоряжусь своей жизнью это уже не твоя забота.
Ты же посмотри на себя в зеркало, я же всего на два года тебя старше, а выгляжу будто на все двадцать.
Ты, даже в этих домашних тряпках смотришься артисткой, лицо натянутое, глазки горят, стройные не разжиревшие ноги, жопа подтянутая, а сиськи, как два больших апельсина рвутся из-за пазухи…
— Глашка, всё сказала?
На этом закроем пока тему, иди освежись холодной водичкой и будем обедать.
Женщины с удовольствием похлебали куринного бульона, Аглая, не уговаривая на сей раз Фросю, как и собиралась, выпила парочку рюмочек.
Она может продолжила бы накачивать себя водкой, но Фрося решительно убрала бутылку:
— Всё, подруга, хватит, одеваемся потеплей и пойдём
Удивительно, но Аглая на этот раз не стала перечить.
Они обули резиновые сапоги и поверх свитеров натянули на себя тёплые куртки, и медленно побрели к реке.
Подруги шли не спеша по раскисшей грунтовой дороге, хлюпая сапогами по лужам и дыша подмораживающим к вечеру воздухом.
Они пришли на то место, куда когда-то привёл её Алесь на второй день приезда в Таёжный.
С того дня без малого девятнадцать лет прошло.
Тогда было начало сентября, а сейчас ближе к концу апреля.
Снег пока ещё оставался только в тайге, а на открытых местах уже подсыхало и они без особых приключений спустились к реке, возможно, даже сели на тот же валун, на котором когда-то сидели Фрося с Алесем.
По бурной мутной весенней реке плыли льдины и всякий подобранный водой береговой мусор.
Они не спешили нарушить молчание, каждая, глядя на природную стихию, думала о своём.
Наконец, Фрося нарушила тишину и запальчиво стала излагать то, до чего она дошла в своих размышлениях:
— Послушай подруга, пока ты спала, я о многом передумала и сейчас выложу тебе результат, только очень тебя прошу, не перебивай, если будешь не согласна или возникнут вопросы, оставь их на потом.
Аглашенька, ты не тот человек, с которым можно и нужно юлить или объясняться намёками, буду говорить напрямик, приятное для тебя и не очень.
Ты мне очень дорога и лучшей подруги в жизни у меня не было.
Я не буду сейчас вспоминать и обсуждать, как ты, в своё время, помогла мне вылезти из трясины, в которую меня засосала жизнь.
Не буду сейчас рассыпаться в благодарностях за всё хорошее, что ты сделала для меня.
Просто об этом говорю для того, чтоб показать насколько я дорожу нашей дружбой.
Аглашенька, так случилось, что сегодня мы обе оказались на распутье, без мужиков и без работы.
Нет, над нами не висит с раскрытой пастью нужда, кое-что за душой мы имеем.
Не так важно, у кого этого добра больше, всё равно в два желудка не кушают, десять шуб сразу не носят, а бабий век наш подходит к закату.
Ты ехидно так не улыбайся, я слышала, что ты недавно пела обо мне, но это же Аглашенька временно, возраст, как не выкручивайся, а не обманешь.
Года наплывают стремительно и чем дальше, тем быстрей.
Ладно, всё, что я тебе сейчас наговорила, сказано всего лишь для затравки.
А теперь о главном…
Никуда я от тебя до сороковин по Коле не уеду, дело не в религии, а в традиции, которую ни ты, ни я, нарушать не любим и не будем.
Я уже тебе рассказала, что, по всей видимости, на моём хвосте сидят органы, а они, поверь, и сюда могут добраться, за них не берись.