Фрося. Часть 4
Шрифт:
В самолёте мать с сыном почти не разговаривали, они оба явно не доспали и добирали недостающий сон в полёте.
Всё шло по намеченному Андреем плану — разогрели и заправили его Волгу и отправились на кладбище, по дороге купив огромную охапку дорогих в это время цветов.
Фрося впервые после похорон появилась на могиле Алеся.
Она обратила внимание, на ухоженность вокруг надгробия, аккуратно выкрашенную ограду, на дорогой мрамор и, главное, на надпись, где в конце было написано — от скорбящего и любящего
Постояв рядом с Андреем молча несколько минут возле памятника, Фрося тихонько вышла из ограды, дав сыну возможность побыть самому с отцом.
Не любила она кладбища, крайне редко навещала маму Клару и уже четыре года не была на могиле у Семёна.
По телефону она каждый раз напоминала Нине, чтобы та, следила за порядком и в день смерти Семёна, приносила ему на могилу живые цветы.
Она уже давно перестала верить в бога, в загробную жизнь и прочие постулаты религии.
Ей с трудом представлялось, что покойник слышит, приходящих к нему, хотя в своё время, она приходила поплакаться и поделиться горестями к своему любимому Сёмке.
Нет, это нужно было не ему, а ей.
Навязчивая память вновь вернула её к Марку.
Вот, он уезжает в далёкую Америку, а это равносильно его смерти, только не останется могилки, где можно было бы излить душу.
Сидя на придорожном бордюре возле их машины, она так ушла в свои думы, что не заметила, как к ней подошёл Андрей:
— Спасибо, мамань, что оставила нас одних, я при каждом удобном случае навещаю отца, в любое время года и в любую погоду.
— Сынок, ты намного уважительней меня относишься к памяти по ушедшим дорогим людям, а я только часто вспоминаю всё хорошее, что меня связывало с ними.
— Так, мамань, некогда нам с тобой сейчас заниматься сантиментами.
Поверь, я тоже отлично осознаю, что умершим всё равно, посещаем мы их или нет.
Это нужно или не нужно нам.
Мне лично, это необходимо.
Так, мамань, обо всём этом и другом мы можем поразмышлять и по дороге, а теперь руководство к действию.
Я вначале сам выезжаю из Новосибирска, мне тут всё знакомо, выходим на главную трассу и я передаю руль тебе.
Ты жаришь по прямой, пока не устанешь и пока совсем не стемнеет.
Затем, я рулю всю ночь, а ты спишь, утром поменяемся местами и ты уже сама шпаришь до самого Иркутска, а я за это время высплюсь. Идёт?
— Конечно, идёт. А у тебя есть в машине радио?
— Есть, есть, только оно не всегда хорошо ловит в этой глухомани.
Так переговариваясь, решая несущественные проблемы, обсуждая красоты города и окрестностей они выехали из Новосибирска.
Глава 23
Как и предполагал Андрей, длинная тяжёлая дорога протекала в том режиме, каком он раннее обрисовал Фросе.
Действительно, встречного
Машину кидало и подбрасывало на многочисленных ухабах и рытвинах, к ночи появились наледи и Волгу на них заносило.
Трудно было развить большую скорость, как и поспать свободному водителю, испытывая постоянную тряску.
— Сынок, мы с тобой отобьём все внутренности и расколотим зубы.
— Ах, мамань, я же привычный, когда на вездеходе прём через тайгу, ещё и не такие бывают скачки, а тут встречаются места, где едем, как по бульварному кольцу.
— Да, я же не жалуюсь, просто поспать в таких условиях крайне сложно, хотя я видела, что ты умудрялся прикорнуть.
— Я же тебе сказал, что привычный и ты скоро выбьешься из сил и не будешь замечать великолепия наших дорог.
Фрося резко вдруг поменяла тему, вспомнив, что Андрей ничего не знает о последних важных произошедших событиях.
— А знаешь Андрейка, в эти дни должны Мишу обменять на какого-то чилийского коммуниста и он вскорости, наверное, соединится с Аней.
— Мамань, я рад за них, но попомни моё слово, он и там не угомонится, натуру не переделаешь, а она у него чрезвычайно не уживчивая и скандальная.
Миша везде ищет только негатив, а в Израиле его хоть отбавляй.
— Давай, не будем думать о плохом, Анютка так его ждёт, а Рита обвиняет её в том, что она бросила отца, а сама процветает в жизни.
— Ну, это мне знакомо, я тоже тебя обвинял во всех смертных.
Отец всегда обрывал меня, не давая слова плохого произнести в твой адрес, виня самого себя за ваш разлад с ним.
— И сейчас ты тоже винишь меня за преждевременную смерть Алеся?
— Нет, мама, даже мыслей таких не было.
Я уже давно повзрослел, у самого семейная жизнь протекает через пень колоду и как на всю эту нашу с Настей кутерьму посмотрит подрастающий Алесик, трудно сказать, хотя я делаю всё от меня зависящее, чтоб мы сохраняли хоть видимость семейного благополучия.
— Андрейка, Андрейка, вспомни себя, начиная с нашего приезда в Таёжный, а тем более, когда мы вернулись в Поставы.
— Да, помню я мама, всё я помню и за многое сегодня хотел бы извиниться перед тобой, а нужны ли тебе мои извинения…
— Нет, не нужны, потому что зла никогда не таила, ну, если только в первый момент, готова была растерзать.
— О, нашу встречу в Ленинграде трудно забыть.
Там я проявил себя в лучшем виде, а ты вообще оказалась на высоте.
И мать с сыном покатились со смеху, одновременно вспомнив их злополучную беседу в общежитии института, а ведь с тех пор прошло уже без малого двенадцать лет.
Когда они уже подъезжали к Иркутску, Фрося вдруг сказала сменившему её только что за рулём Андрею: