Футболь. Записки футболиста
Шрифт:
В конце недели мне стало казаться, будто в чем-то она уже играет на меня — то неожиданно посмотрит в упор сквозь нескончаемое мельтешение прохожих, то отложит книгу в сторону и, словно демонстрируя профиль, подолгу смотрит туда, где золотым огнем исходил купол Спаса-на-Крови.
Подойти к ней, когда она вставала и уходила, я не решался. Вдруг она тайными нитями связана не со мной, а с кем-то другим, далеким, и я не более чем уличный эпизод в ее жизни.
Трудно сказать, сколько продолжались бы мои тайные терзания, если бы… Впрочем, все по порядку.
Как-то
— Не занято?
Я вздрогнул, словно меня пронзило током: передо мной стояла Она.
— Пожалуйста, — почти испуганно ответил я.
Она села и сразу же, словно вопрос был заготовлен давно, спросила:
— Вы фарцовщик?
— Почему вы так решили? — не столько грубо, сколько удивленно ответил я вопросом на вопрос.
— Одеты во все фирменное и ничего не делаете целыми днями…
— Да, но вы…
— Я на сессии и, как говорится, грызу…
— А где вы учитесь? — смелея спросил я.
— В политехническом.
— Значит, не ошибся, решив, что вы студентка, — соврал я.
— Да, именно.
Легкость, с которой завязывался разговор, ошеломила меня. В голове уже бродили идеи свободного молодого мужчины, у которого водились деньги, — такси, ресторан и т.д. «Ах, как примитивно!» — скажет она, и все разлетится в пух и прах…
— Так вы не ответили на мой вопрос, — она смотрела прямо и остро.
— Если вы с целью что-то перекупить у меня, то вы ошиблись. Я не фарцовщик. Я просто люблю красиво одеваться.
— Извините.
Она покраснела и, встав, быстро пошла в сторону Александровского сада. И тут я понял, что обидел ее. Я забыл об обиде, которую только что причинила мне она, и бросился за нею. Я догнал ее почти у самых ворот сада. Словно почувствовав мое приближение, она резко обернулась, и мы оказались лицом к лицу. «Не такие уж они и высокие, эти длинные», — со злой иронией подумал я, хотя, выражаясь спортивным языком, полголовы я ей проигрывал явно.
— Так кто кого обидел? — Первой спросила она.
— Я, — поспешно ответил я.
— Уважаю мужчин, которые берут на себя вину, — она смотрела без тени улыбки, — но обидела все-таки я.
— Бросьте, ерунда. Я действительно похож на фарцовщика, да еще на бича, и вообще, черт знает на кого, потому что человек, лишенный своего главного занятия, может быть похожим на кого угодно.
Выпалив на одном дыхании эту тираду, я понял, что сказал слишком много, и огорченно умолк.
— Неужели все так серьезно?
Мы стояли у клумбы, и я подсознательно забирался на бордюр.
— Ну, как посмотреть…
— Так чего же вас лишили и за что обрекли на такие муки?
У нее были питерские глаза — синие, с сероватым оттенком. И в них стоял неподдельный интерес. Интерес ко мне.
— Мне стыдно признаться, но я остался без команды… Дело в том, что команда улетела без меня. Игры легкие, но… — И тут меня прорвало, я заговорил искренне, заводясь от слова к слову: — Видно, стал не нужен. Так всегда: пока играешь — ты король, чуть сломался — все забывают…
— Так вы игрок?
— Игрок — слишком высоко. Обыкновенный футболист.
— И за кого же играете?
Я назвал команду.
— Ого, не такой уж и обыкновенный.
— Нет, обыкновенный, самый обыкновенный, — горячась, заспорил я. — Стоит чуть подломаться, и уже без тебя могут лететь хоть на край света, а вместо тебя ставить кого угодно. Эти легкие игры… К черту! Надоело!
Кажется, я выплеснул все, что так долго, все эти дни вынужденного одиночества, копилось во мне.
— О, вы самолюбивы! — Она смотрела удивленно. — Это у вас чисто футбольное?
— Не знаю, — я постепенно приходил в себя, — я не самолюбив.
— Тогда — честолюбивы.
— Когда остаешься не у дела…
— …Тогда начинаешь разглядывать девушек, сидящих напротив, — она улыбнулась. — Так? Она повернулась, стала уходить…
Я смотрел ей вслед и думал о том, что у нее была фигура манекенщицы, но не профессиональной, вылощенной, выхолощенной, выстуженной, выученной ходить, сидеть, — это была порода, которой, наверное, все шло… Я догнал ее, спросил, конечно же, по-идиотски:
— Вы что — манекенщица?
— Нет… Вернее, была когда-то… — она растерялась, но тут же справилась с собой. — А вы, кроме всего прочего, физиономист?
— Извините, но ваша фигура, движения…
— Вы — фигурист? — она уже откровенно издевалась надо мной. — Не провожайте меня. Дальше я пойду одна.
Сказала и пошла, оставив меня в недоумении.
Конечно, я поступил глупо, спросив ее о профессии. У меня было несколько знакомых девушек в Москве, связанных с миром Дома моделей. У меня сложилось впечатление, что это легкие в общении люди, у которых всегда все на поверхности. К нам, «футбольщикам», они относились как к равным, и когда мы частенько встречались в гостинице другого города, где мы играли, а они гастролировали, то по вечерам быстро находили общий язык и тайком от тренеров устраивали тихие ужины с сидением допоздна. И кто и с кем уходил потом, не интересовало никого. Наутро же, когда мы шли командой на зарядку, весь Дом моделей во главе со своими капитанами стоял уже чистый, выглаженный, навьюченный коробками с платьями и шляпами и ждал автобуса в аэропорт.
…Уже давно наступило время наших случайных встреч, а она все не появлялась. И я тщетно вглядывался и вглядывался в толпу, проплывавшую невдалеке по Невскому, думая о своем: «Собственно, что произошло? Улетела команда, без меня. Но ведь есть же оправдание: не тратить на больного деньги, которые, как известно, любят счет. К тому же игры предстоят легкие». Все было разумно, логично. В голову, однако, разрушая логику, лезло, что двух ребят, оказавшихся в таком же положении, взяли, а мне быстренько — «разрешили» остаться…