Габриэль
Шрифт:
– Увы, маркиза, я не должен допустить этой свадьбы. И вы правы, мне чертовски не хочется в этом участвовать.
– Так не участвуйте.
– Не могу. От меня этого требуют высшие силы, с которыми я не могу не считаться.
– Надеюсь, к вам не являлся господь бог собственной персоной?
– К счастью, нет, но того, кто заставляет меня помешать этой свадьбе, вполне можно считать его доверенным лицом.
– У вас гость, сэр, – сказал слуга, открыв Габриэлю дверь.
– Кто?
– Герцог Корнуэльский,
– Всё правильно, Паркер. Будь добр распорядиться насчет обеда. Думаю, Артур будет обедать у нас.
Войдя в кабинет, Габриэль застал Артура слегка похрапывающим в кресле. Выглядел он, мягко говоря, неважно, несмотря на то, что был значительно моложе Габриэля. Чтобы привлечь к себе внимание друга, Габриэль взял с полки увесистую книгу и с шумом уронил её на пол. Артур застонал, повернулся на другой бок и проснулся. Он совершенно непонимающими глазами уставился на друга.
– Ты – Артур, герцог Корнуэльский. Я – Габриэль Мак-Роз, твой друг, – сказал Габриэль, тщательно выговаривая каждую букву.
– Фу-у-ух. До чего же хреново! – простонал Артур.
– Иногда мне кажется, что религию придумал настоящий пропойца, – поддержал его Габриэль, – пока пьёшь, вино возносит душу в рай, зато на следующий день приходит расплата в виде адских мук.
– Судя по твоему юмору и свежести лица, ты умудрился продать душу дьяволу похмелья, и теперь он обходит тебя стороной.
– Всё намного проще. Я совершенно случайно встретил одного лекаря, и тот сумел вылечить меня своим эликсиром. Иначе, поверь, я был бы не лучше тебя.
– Скажи мне лучше, где тебя черти носили?
– Я был с визитом у одной дамы.
– У дамы?! После того, что было вчера?! Я преклоняюсь пред тобой! Извини, что не падаю на колени – здоровье не то.
– Я был с деловым визитом у дамы.
– Всё равно. В любом случае ты умудрился надеть достаточно приличное лицо, чтобы быть принятым дамой.
– Обед подан, – сказал слуга, входя в кабинет.
– Спасибо, Паркер. Надеюсь, ты отобедаешь со мной? – спросил Габриэль Артура.
– Мне кажется, что я не смогу проглотить ни кусочка.
– Ну, по крайней мере, ты можешь попытаться.
– Кстати, ты так и не сказал, что заставило тебя притащиться сюда, превозмогая страдания, – спросил Габриэль за столом, – пойми меня правильно, я рад тебя видеть и всё такое, но любопытство жаждет получить ответ.
– Я приехал просить тебя составить мне компанию.
– Ты уезжаешь?
– Да. Меня ждёт тётушка. А если точнее, она ждёт нас.
– Нас? Я не ослышался?
– Я написал ей в письме, что приеду с тобой.
– И что она?
– Она будет рада.
– Подожди. Ничего не понимаю. Когда ты успел получить ответ?
– Я написал, что мы уже выехали. С какой стати ей отвечать?
– То есть, ты хочешь, чтобы я свалился к ней как снег на голову?
– Она
– С чего бы это?
– А рассказами о чьих, по-твоему, подвигах я развлекал тётушку и Катрин?
– Признавайся, что ты уже наболтал?
– Ничего лишнего. Поверь. Катрин достаточно умная девушка, чтобы задать себе вопрос: а где в это время был её голубок? Понимаешь, о чём я?
– Нет, я не поеду.
– Возражения не принимаются. К тому же я поклялся памятью предков, что уйду отсюда только вместе с тобой.
– Хорошо. Когда ты собираешься ехать?
– Немедленно.
– Что?!
– Я даже готов помочь тебе собрать вещи.
– У меня с этим прекрасно справляется Паркер.
– Вот и попроси его продемонстрировать своё искусство.
– Ладно, к тому же ты всё равно не отстанешь.
Всю дорогу Артур рассказывал о своей возлюбленной.
Будучи женщиной умной и жизнелюбивой, герцогиня резонно решила, что детство бывает один раз в жизни, и поэтому, если есть возможность, оно должно быть как можно более счастливым и беззаботным. Поэтому она сразу же отвергла мрачное и чрезмерно строгое монастырское воспитание. К тому же она была совершенно уверена в том, что излишняя религиозность плохо сказывается на пищеварении и совсем не способствует улучшению цвета лица. Поэтому детство у Катрин было радостное, безоблачное и беззаботное. Она росла такой же чистой, свежей и непорочной, как окружающая её природа.
Позже, когда пришло время учиться, герцогиня сама тщательно подбирала для своей воспитанницы учителей, которые не должны были своим занудством слишком сильно испортить её характер. Заметив природное обаяние воспитанницы, герцогиня всеми силами старалась его развить.
В результате Катрин выросла веселой, жизнерадостной, немного наивной (настолько, чтобы это её украшало), умной и естественной, не лишённой при этом хороших манер, девушкой.
Артур так подробно описывал все детали, что Габриэлю начало казаться, будто он тоже знает её много лет. Он буквально закрывал глаза и видел её густые волосы цвета спелой ржи, вместе с Артуром он тонул в бездонной голубизне её глаз, видел её правильное, красивое лицо с чуть заметным золотистым пушком на верхней губе, видел очаровательную родинку, мушку на правой щеке. Казалось, он мог, не глядя, нарисовать её стройное тело, её красивые точёные руки и ноги…
Артур во всех деталях описал, какие у неё были любимые игры, как звали её коней, как она кормила их хлебом с солью, который воровала на кухне – домашние делали вид, что не замечают этого… Габриэль знал, какие она носит платья, какие шляпки, где покупает туфли и какого размера…
Всё это Артур повторил раз по сто.
Артура восхищало и то, как она отнеслась к его объяснению. Она не стала ломаться, кокетничать или проявлять жеманство. Она сказала, что давно уже знала, что так и будет, и всегда серьёзно относилась к словам герцогини о том, что они – жених и невеста.