Галилео
Шрифт:
Затем их всех троих быстро повлекло наверх. Едва поднявшись над кромкой Скалы, Ярик увидел протянутую ему руку. Стоило ему ухватиться за неё, как он тут же оказался на плоской вершине.
Энджи буквально выдернула его к себе. Другой рукой она уже держала верёвку с двумя парнями на ней.
«Вот это силища», – подумал Ярик.
Вдвоём они подняли Кармина и бесчувственного Макса, которого они положили подальше от края. Энджи быстро обследовала его.
– Ничего страшного, – резюмировала она. – Небольшое сотрясение, жить будет.
Затем
Макс тут же очнулся и чихнул. Потом дёрнулся, чтобы вскочить, но девушка остановила его.
– Лежи! Ещё минут пять тебе надо лежать, чтобы лекарство сработало, как надо, – сказала она тоном, не терпящим возражений.
Следующим в списке был Кармин. Девушка обследовала его не менее тщательно, чем Макса.
– Он в состоянии шока, – резюмировала она, повернувшись к Ярику. – Думаю, тут не нужно никаких средств, сам отойдёт.
– Спасибо тебе огромное, – сказал Ярик, подходя к ней. – Если бы не ты, то сейчас там – внизу, – он кивнул в сторону края, – лежало бы ещё три трупа.
Внизу уже вовсю кипела бурная деятельность. Сверху складывалось полное ощущение того, что кто-то разворошил огромный муравейник.
– Пожалуйста, – просто и без затей ответила Энджи. – Всегда рада помочь.
Повинуясь внезапному порыву души, Ярик обнял её и поцеловал в щёку.
00.21
Кроваво-красная пелена застилала глаза, наполненные слезами. Нет, она простиралась от Края до Края, от горизонта до горизонта. Это и не пелена даже, а туманность. Алая, словно брызжущий из артерии фонтан и разливающийся по глубинам космоса. До сей поры эта туманность, это соцветие красных огоньков было абсолютно безучастно, но сейчас оно заинтересовалось. Не оно, – ОНА.
Лишь мгновение перед взором Лилиан стояло это видение, а затем исчезло, оставив её наедине с жестокой реальностью.
Когда тряхнуло, Лилиан едва устояла на ногах и ухватилась за Энджи, как ей показалось, но, обернувшись, она увидела Обри. Энджи и след простыл. Не успели девушки дойти до Центрального Фонтана, как началось форменное безумие. Сначала навстречу им пробежали орги, направляясь к Скале Желаний, за ними медики с носилками и различными чемоданчиками. Затем абсолютно все начали бегать, устроив такое броуновское движение, что у Лилиан закружилась голова.
– Что случилось? – останавливала она пробегающих мимо одним и тем же вопросом.
Но люди смотрели пустыми глазами и пожимали плечами. Было очевидно, что никто ничего не знает. Наконец, от одного из оргов она кое-чего добилась.
– Говорят, что там кто-то со Скалы сорвался во время землетрясения.
На девушку тут же накатили дурные предчувствия. Ноги её подкосились, и, если бы не Обри, она обязательно упала бы в обморок.
– Держись, – сказала Обри чуть слышно, – это точно не Ярик.
Лилиан почувствовала внезапный прилив сил и ринулась
Уже издалека Лилиан увидела Ярика, стоящего на плоской вершине Скалы, и – это невозможно – Энджи. И они обнимались.
Слёзы ярости задушили девушку. Она прикрыла глаза и тогда за ними разлилась кроваво-красная пелена-туманность. Это чувствовалось, как удар хлыста, но затем перед залитыми солёной влагой глазами вновь предстали обнимающиеся Ярик и Энджи. В довершение кошмара, Ярик – её Ярик – поцеловал эту… эту… эту красивую сучку. Не в силах взирать на это, Лилиан развернулась и кинулась прочь, не разбирая дороги.
Обри проводила её взглядом, но на сей раз не последовала за ней. В девушке в самой зрело нечто новое, не похожее ни на что, испытанное прежде. Тяжёлое, щемящее чувство. Сегодняшний день грозился сломать её, но сейчас-то должно же быть всё хорошо. Правда, ведь? Ну, пожалуйста!
Навстречу ей два медика со скорбными лицами тащили носилки накрытые простынёй, по чьей-то непонятной причуде имевшей очертания человека. Раньше простыня была серовато-белой, но сейчас тут и там на ней расцветали кровавые цветы. Из-под простыни свешивалась рука. Молодая. Сильная. Уверенная…
Нет, не так. Эта рука принадлежала человеку, который раньше был молод, силён и уверен в себе. Сколько раз эта рука норовила залезть под платье Обри, но девушка решительно останавливала её, хотя на самом деле, наверное, желала ласк. Но она всегда говорила: «подожди». Подожди до Дня Семени. Подожди до Испытаний. Подожди до свадьбы. Он не дождался.
Обри упала на колени, закрыла глаза и зарыдала.
Перед её внутренним взором мельтешил хоровод различных видений. Вот они с МежВаном только встретились. Тогда он не понравился ей: наглый, самоуверенный, дерзкий. Вот их первая прогулка вдвоём: тогда он первый раз пытался залезть ей под юбку. Она первый раз не дала. Затем ей вспомнилось, как он полез к ней в бюстгальтер, чтобы пощупать грудь. И всё в таком духе. На деле воспоминания касались домаганий МежВана, но почему-то именно сейчас они казались Обри светлыми и преисполненными некоего возвышенного воодушевления.
Говорят, что перед смертью вся жизнь проносится у человека перед глазами. Так ли это, или нет, – мы не знаем. Но можем с уверенностью утверждать, что прошлая жизнь с умершим человеком проносится у оставшегося в живых. Он (или она) забывает обиды, жалеет о несбывшемся, несмотря на то, что сам во многом не дал этому несбывшемуся сбыться, льёт слёзы о редких моментах взаимной теплоты, даже если они были вымышлены позднее. Сама память об ушедшем человеке становится артефактом и предметом поклонения. Внутри же оставшегося культивируется легенда, вымышленная реальность, не имеющая никакого сходства с настоящей. И, на самом деле, даже не важно, в худшую, или в лучшую сторону, в любом случае умерший, спустя некоторое время, становится однобоким.