Галилео
Шрифт:
– Что? – не поняла невеста Ярика.
– Да, нет… так… мысли вслух, – отмахнулась Энджи.
Затем орги собрали сочинения девушек. Понравившиеся им более всего они переписали, а позже их с помоста зачитал Первый Глашатай. Конечно, первым было стихотворение Энджи. Наряду с ним зачитали и другие. В их числе было и произведение Лилиан. А вот стишок Обри был настолько плох, что его не только зачитывать не стали, но и рекомендовали ей никому его не показывать. Это рассказали видевшие её бегущую
Растрёпанная, как птенец, вывалившийся из гнезда, и мокрая от слёз Обри прибежала к Лилиан и Энджи.
– Они… они… они, – всхлипывала она.
– Успокойся, – мягко сказала Энджи и незримым движением вытащила откуда-то носовой платок.
Обри взяла его и шумно высморкалась.
– Они сказали, что это ужасно.
– Ничего, – Лилиан положила руку девушке на плечо. – Тут главное не победа, а участие. Уверена, что больше трудностей у нас сегодня не будет.
Обри лишь всхлипнула в ответ.
Солнце припекало вовсю. Оно стало в полтора раза больше, а жарче, казалось, во все пять. Голова под густыми волосами Лилиан потела. Пот собирался в капли и скатывался по шее за шиворот. Ощущения довольно мерзкие.
– Печёт-то как! – Лилиан нашла широкий и плоский кусок деревяшки и неумело обмахивалась им.
– Говорят, – сказала Обри, слёзы которой начали подсыхать, – что это глобальное потепление. Изменение климата.
– Всё это очень плохо, – заметила Энджи.
Лилиан вопросительно подняла бровь.
– Все системы разбалансировались, – добавила её подруга.
– Это она о чём? – шепнула Обри на ухо невесте Ярика.
Лилиан пожала плечами.
– Наверное, про силы природы. Я лично не припомню, чтобы солнце вело себя так странно. Да и жары такой тоже.
– А такого никогда и не было, – заявила Энджи столь безапелляционно, словно наблюдала за погодой от начала времён.
Лилиан хотела спросить ещё что-то, но затем увидела знакомое лицо и толкнула Обри. К ним с виноватым выражением приближался МежВан. У Обри задрожали губы, а само лицо сморщилось, как испортившийся мандарин. Да и цветом стало примерно такое же.
Несмотря на это, девушка выдохнула и пошла навстречу парню.
– Ох, и закатит она ему сейчас, – зачарованно следя за сближающимися фигурками прошептала Лилиан.
– Не думаю, – сказала Энджи. – Наша знакомая слаба и нуждается в сильных зависимостях. Таких, как ты, общественное мнение, или вот тот самец.
Поговорив с молодым человеком о чём-то минут пять, Обри вернулась.
– Чего он хотел? – спросила невеста Ярика.
– Говорит, мол, раз уж Ялиса выбыла из тестов, то, может быть, нам восстановить добровольную пару, и не скатываться до обязательной?
– И что? Послала ты его прогуляться до Южного
Обри потупилась и уткнула взгляд в мыски туфель.
– Я согласилась, – едва слышно произнесла она.
Энджи на это скорчила миленькую мордашку: «я же говорила!»
Лилиан улыбнулась этой невинной, но такой пронизывающей выходке, а затем повернулась к Обри.
– Ладно, дело твоё. Пойдёмте уже, закончим эти Испытания!
Последние два теста прошли, что называется, «на ура»: быстро и без запинок.
Оказывать первую помощь на Галилео умел каждый ребёнок. Суть Испытания сводилась к следующему: нужно было подойти к манекену, изображающему раненого. Орг говорил, что не так с предполагаемым больным. Участница же должна была показать и рассказать, что необходимо сделать в данном конкретном случае.
Последний тест: отличить съедобное от несъедобного.
– Ну, это уж совсем для детишек, – сказала Энджи.
Справились все. Из несъедобного оказался лишь борщевик, да какие-то неаппетитные клубни, растущие у самого Края.
– Сим объявляю, – пропел Первый Глашатай, – что все девушки, присутствующие ныне на испытательном поле, прошли положенные им Испытания Дня Семени и годны для взрослой жизни…
Остальные его фразы поглотил шквал ликования. Кричали не только девушки, но и болевшие за них родители, которых наконец-то допустили к их чадам. Кругом царили объятия, улыбки, слёзы, поцелуи. Кузнец подбрасывал свою дочь так высоко, что испугавшиеся орги подошли к нему и попросили не убить новоиспечённого члена общества.
Когда волнения улеглись, Первый Глашатай продолжил:
– Прошу всех проследовать к центральному фонтану, где девушки пройдут церемонию посвящения и смогут передать свои стихи мальчикам. Те, в свою очередь, проходят сейчас последнее испытание, так что придётся их немного подождать.
Отстранившись от навязчивых объятий матери, Лилиан посмотрела на Энджи. Та стояла совершенно одна и, оглядывая творившийся вокруг весёлый переполох, слегка улыбалась. Однако невесте Ярика показалось, что улыбка эта сочится грустью. Тогда она извинилась перед родителями и подошла к подруге.
– А где твои родители?
– Они умерли.
– Мне очень жаль. Ты ничего не говорила об этом.
– Это случилось давно. Очень давно.
– Но…
– Пойдём. Пора двигать к фонтану, а то на собственное взросление опоздаем!
Лилиан засмеялась, взяла под руку Энджи, и они вместе направились к месту проведения праздничного финала Дня Семени.
Но не успели они преодолеть и половину пути, как в очередной раз тряхнуло. На этот раз очень сильно.