Гангутское сражение. Морская сила

Фирсов Иван Иванович

Два дня лавировали, выбираясь против ветра, галиот и шнява и только вечером б мая вошли в устье Невы и бросили якоря. Капитаны распорядились утомленным офицерам и матросам отдыхать. Сытный; ужин, сдобренный хорошей порцией вина, разморил уставших моряков, и вскоре ничего не подозревавшие шведы беспечно похрапывали в каютах и кубриках… Они и предположить не могли, что этого только и ждут за крепостными стенами Ниеншанца.

Два дня Петр пытался разгадать намерения шведов. Едва завидев, как два судна направились к устью Невы, он созвал военный совет.

— Другому случаю не бывать, — начал он, глядя на Шереметева, — надобно этих свейских попытаться полонить.

— Ваше величество, — начал осторожно Шереметев, — для сего сведущие в морском деле поручики потребны…

— Адмирал у нас есть, — лукаво ответил Петр, кивнув на Головина, — а понеже иных, море знающих, никого, кроме меня с Меншиковым, нет, нам и быть за тех поручиков…

Петр развернул карту:

— Умысел мой таков. Отберем сотни три преображенцев и семеновцев. Посадим их на три десятка ботов. Ночь светлая, ан шведы все равно храпеть будут. Половина ботов со мной пойдет на взморье, вдоль берега. Отрежем пути отхода. Ты, поручик, с остальными ботами насядешь сверху, по течению. Мотри на меня. Раньше чем я не зайду с моря, не высовывайся. Как узришь наши боты, так и начинай атаку. — Петр отодвинул карту. — Шведов будем брать на абордаж, кошки припасти надобно, гранаты. Ты, поручик, сцепляйся с галиотом, а я возьмусь за шняву, которая мористее.

Едва солнце скрылось за горизонтом, в светлых сумерках 7 мая к устью Невы на лодках направились два отряда — преображенцев и семеновцев. Вооруженные ружьями и гранатами, морские солдаты, как назвал их царь, в предрассветной дымке незаметно подошли к шведам и сцепились с ними на абордаж. Петр первым вскочил на палубу «Астрильда», схватился с услышавшим шум и выбравшимся на палубу офицером. Атаковали шведов с обоих бортов. Прогремели первые выстрелы. Еще несколько мгновений, и десятки русских гренадер рассыпались на палубах. На выстрелы из люков выскакивали заспанные, полуодетые матросы и офицеры. Да где там, разве устоять в рукопашной против русского солдата!

На верхней палубе завязался жестокий бой, часть шведских моряков бросилась выбирать якоря, другая пыталась поднять паруса…

На флагманском корабле в бессильной ярости перебегал от борта к борту с развевающимися седыми волосами Нумере. Лицо его от волнения то покрывалось багровыми пятнами, то становилось бледнее мела. Руки его судорожно сжимали подзорную трубу, Которую он то и дело поднимал к налитым кровью глазам.

При звуках первых выстрелов он прервал завтрак, без шляпы выбежал на палубу и метнулся на нос. Так и есть. Русские опять его провели. Вокруг галиота и шнявы, как пчелы, теснились юркие лодки с русскими солдатами, которые карабкались на борта шведских судов.

На эскадре давно сыграли тревогу, начали сниматься с якорей, но, как назло, остовый, противный ветер усилился, развел крупную встречную волну. Не прошло часа, как стрельба прекратилась на шняве и галиоте…

Схватка была короткой, но кровавой. Из семидесяти семи шведов на обоих кораблях погибли шестьдесят четыре человека.

Убитых предали морю, пленных заперли в трюм. Последовала команда Петра:

— С якоря сниматься, паруса ставить!

Первым шел на восьмипушечном «Астрильде» Петр, за ним в кильватер десятипушечный «Гедан» под командой Меншикова.

Журнал Петра отметил:

«…а мая 8-го о полуночи привели в лагерь к фельдмаршалу оные взятые суда, борт адмиральский, именуемый „Гедан“, на оном десять пушек 3-фунтовых, да шняву „Астрелъ“, на которой было 14 пушек. Людей на оных было всего 77 человек, из того числа побито: поручиков — 2, штурманов — 1, подштурманов — 1, констапелей — 2, боцманов — 2, боц-манатов — 2, квартирмейстеров — 1, волонтеров, матросов и солдат — 47 человек, в полон взято: штурман — 1, матросов и солдат — 17, кают-юнг — 1».

Крепостные стены озарились залпами салюта. Русские полки приветствовали первый корабельный трофей на море.

Военный совет состоялся в тот же день и был единогласен. Капитана Петра Михайлова и поручика Меншикова наградили орденом Святого апостола Андрея Первозванного. Кроме того, государь получил чин капитана-командора.

Петр радовался беспредельно.

— Не припоминаю, Федор Лексеич, — сказал он Головину, — была ли прежде такая виктория российская? Любопытно мне. Отпишука нынче Тихону, пущай в прошлом покопается.

Долгое время не отзывался ему старый приятель Тихон Стрешнев, упорно искал то, чего не было. Наконец ответил:

«А за такую, государь, храбрым привотцам преде всего какие милости бывали, и того в Разряде не сыскано, для того, что не бывало взятия кораблей на море никогда; и еще в сундуках станем искать, а, чаю, сыскать нечево, примеров таких нет».

Вдвое ликовал Петр, повелел выбить медали — офицерам золотые, солдатам серебряные. На них изображение боя со шведскими судами обрамляла надпись: «Небываемое — бывает».

Радость победы не туманила разум. На горизонте продолжала маячить эскадра вице-адмирала Нумер-са — видимо, чего-то выжидала… Отвоеванное, исконное следовало удержать…

Придя в себя, Нумере собрал капитанов:

— Русские и на этот раз оказались проворнее нас. Такого позора шведский флот еще не испытывал на Балтике.

Нумере обвел взглядом хмурые лица капитанов. Каждый из них должен знать меру своей ответственности.

— Море есть море, оно не прощает-промахов. — Голос адмирала стал жестким. — Капитаны шнявы и галиота распустили слюни, наверняка все перепились и никакой вахты на верхней палубе не выставили. Полагаю, они ответят по закону, если еще остались живыми. Мы продолжаем блокаду выхода в море из реки, нам не известны замыслы русских. — Нумерс сделал паузу. — Еще не все потеряно. Я послал курьера к генералу Кронгиорту, думаю, он сумеет прогнать русских из устья…

Целую неделю ходил Петр на яхте по руслу Невы от озера до взморья, высматривал место для новой крепости.

На военном совете доложил:

— Прежний Канец нам ни к чему, ни то ни се. Крепость надо основательную, ближе к взморью ладить. Там приступ для неприятеля сделать невозможным. А вкруг крепости места раздольные, селения поставим.

Шереметев засомневался:

— Какое раздолье, государь? Лесом берега сплошь заросли.

— А нам тот лес по нужде — для корабельного строения. Все под рукой, возить не надобно. Готовь, Данилыч, закладку крепости. Пошли на остров, к Василью, призови его, он горазд по инженерному делу.