Гангутское сражение. Морская сила
Шрифт:
В тот же день Василий Корчмин начал изыскания, набросал чертеж крепости.
— Подсыпать землю не миновать, в большую воду остров притопляет Нева, — сразу предупредил царя Корчмин.
Пока готовили закладку крепости, Петр опять отправился на яхте проверить верфи. На Олонце осмотрел заложенный фрегат «Штандарт», предупредил Салтыкова и Татищева:
— В этом году по осени должен быть готов. На взморье выходить пора нашим кораблям. Не позабудьте заготовить мой штандарт для фрегата, как сказывал, о четырех морях нынче.
До этого на желтом царском штандарте — личном корабельном флаге Петра —
Настал день закладки крепости. В поденной за-писке Петра появилась новая знаменательная строка:
«По взятии Конец отправлен воинский совет, тот ли танец крепить или новое место удобное искать (понеже оный мал, далеко от моря и место не гораздо крепкое от натуры), в котором положено искать новое место, и по нескольких днях найдено к тому удобное место, остров, который называется Люст Елант, где в 16 день мая (в неделю пятидесятницы) крепость заложена…».
С того дня и взяла свое начало северная столица России.
Для ускорения строительства Петр установил каждому из шести бастионов приписать немедля людей из новгородской земли, согнав окрестных жителей.
Выбор Петра оказался удачным. С трех сторон окружала остров невская вода, а с четвертой — небольшая протока. Так что неприятелю не подступиться.
На плане крепости Петр пометил все шесть бастионов именами — Александра Меншикова, стольника Юрия Трубецкого, князя Никиты Зотова, кравчего Кириллы Нарышкина, стольника Гаврилы Головкина. Шестой бастион оставил себе.
— Пускай каждый из вас, — объявил он сподвижникам, — денно и нощно смотрителем будет за своим бастионом. Спрашивать с вас стану каждый божий день.
И земляные стены росли не по дням, а по часам, строили-то мужики новгородские, солдаты царские, их женки. Тысячами носили землю в мешках, рогожах, подолах. Лопат не хватало, землю руками копали. А жили-то как: «Бедным людям очень трудно пропитаться, так как они употребляли в пищу больше коренья и капусту, хлеба же почти в глаза не видят». Но как бы то ни было, дело спорилось. Шести недель не прошло, поднялись земляные стены-валы, выдвинулись углами раскаты с пушками. Какая же крепость без церкви! В Петров день, именины царя, закладывал церковь сам Петр, с песнопением и пушечной пальбой. По дню основания она получила название во имя «Святых Апостолов Петра и Павла», само собой и крепость назвали Петропавловской. А городу дали имя Святого Петра — Санкт-Питербурх… Вскоре и вся Россия узнала об этом из первых русских «Ведомостей»: «И тое крепость царь на свое государское наименование прозвали Петербургом обновити указал». А земляные стены крепости увенчал скоро по периметру бревенчатый частокол, внутри появились магазины для пороха, начали рубить избы для офицеров и солдат — зима не за горами.
Приглянулась царю лужайка напротив крепости, на большом острове к северу.
— Вели, Данилыч, сюда лес везти, будем избу рубить. Обживаться станем. Теперь мы здесь навсегда.
Бревна тесали вместе с Меншиковым аккуратными четырехгранниками, тщательно подгоняли друг к другу. Меншиков глянул на эскиз, набросанный Петром, сразу подметил:
— На голландский
— Што худого? Надобно все доброе перенимать у иноземцев. Не всю жизнь в курных избах чахнуть людишкам.
Суета первых радостей обустройства у самого взморья прерывалась тревожными вестями.
— Чухонцы ведают, государь, на Сестре войско шведское изготавливается, — сообщил Шереметев царю. — Беспременно Кронгиорт силу собирает, не иначе Канцы да Нотебург замыслили отбить у нас. У него тыщ осьм, не менее, поди.
Направляясь с армией в Польшу, Карл хоть и упивался победой под Нарвой, но значительную часть своих войск все же оставил для прикрытия берегов Балтики. В Эстляндии приморские берега охранял отряд генерала Шлиппенбаха, а в Ингерманландии — отряд под командой престарелого генерала Кронгиорта.
Если Шлиппенбах обладал талантом полководца, то его сосед на севере был никчемным воякой, сделавшим карьеру на паркете королевских покоев. Среди коллег авторитет его был невысок, но король питал к нему симпатии за его безмерную жестокость и к своим подчиненным, и к гражданскому населению, как у себя на родине и особенно в заморских землях. За всю службу, в свои почти семьдесят лет, Кронгиорт не переставал утолять свою, пожалуй, единственную страсть, которую питала природная жадность, обогащение за счет казны. Не утруждая себя, обычно он отсиживался в Выборге, посылая для отражения наступавших русских отдельные отряды.
Перед осадой Нотебурга один из таких отрядов наголову разгромил на рубеже Ижоры генерал Петр Апраксин, а Кронгиорт и пальцем не шевельнул, чтобы помочь осажденным.
Весной генерал рассчитывал на помощь эскадры Нумерса, но в начале мая у него появился посланец Нумерса с настоятельной просьбой изгнать русских из устья Невы, отбросить от моря.
«Без твоих воззваний это мне известно», — озлобленно размышлял Кронгиорт. Только что он выслушал жалостливый рапорт коменданта Ниеншанца о сдаче крепости.
— Передайте Нумерсу, что я питал надежды на нашу морскую силу для помощи Ниеншанцу, — скрипучим, недовольным тоном сказал Кронгиорт морскому офицеру, — но, видимо, королевский флот хорош только для парадов и прогулок у Стокгольма.
Генерал помолчал и надменно закончил:
— Исполняя волю его королевского величества, мои славные полки выполнят свой долг и сомнут русских, как это было под Нарвой.
Узнав ответ Кронгиорта, Нумере приободрился: «Еще не все потеряно. Главное, чтобы Кронгиорт отбил Ниеншанц, тогда можно уповать на Бога, рассчитывать на успешное завершение кампании…»
Так относительно радужно питали надежды на успех шведы, не зная доподлинно русского характера и совершенно не представляя, с кем имеют дело…
Выслушав генерала, князя Михаила Голицына, о скоплении шведских войск на берегах речки Сестры, Петр распорядился:
— Подымай гвардейцев и драгун. Я сам померяюсь силами со шведами.
Короткими внезапным ударом шведов выбили из укреплений, отбросили далеко к Выборгу. И «было побито неприятелей с тысячу человек».
…Не дослушав до конца своих полковников о происшедшей схватке с русскими, Кронгиорт в ярости схватил стоявшую в углу трость и начал полосовать ею спины побледневших офицеров, приговаривая: