Ганнибал. Бог войны
Шрифт:
Разыскав Терсита, Квинт с облегчением увидел, что тот мертв. Грудь хозяина таверны была пронзена дротиком, и он умер мгновенно. Ему повезло: он не узнал, что стало с дочерьми. Квинту хотелось попросить у Терсита прощения, но слова застряли в горле. Это было бесполезно. Терсит умер.
Поглощенный своими мыслями, он не заметил, как за спиной из груды тел поднялась какая-то фигура.
– Подлый римский убийца!
Квинт ощутил, как кто-то схватил его за правое плечо, и в то же время почувствовал удар в спину. Послышался лязг металла, его кольчуга зазвенела, а потом ослепляющая боль пронзила все тело. Вскрикнув, юноша сделал шаг вперед и, схватившись за меч, попытался развернуться и встретить напавшего, однако удар в челюсть опрокинул его навзничь. Квинт беспомощно лежал на спине, а худощавый человек с глубокой рубленой раной на лице встал над ним с ножом в руке.
– По крайней мере, одного из вас я заберу с собой к Гадесу! – Он наклонился и взял у легионера меч. – Умри от собственного оружия. Это будет справедливо.
Квинт пнул его ногой в сандалии, но не попал в цель и закрыл глаза, принимая смерть. Она была неминуема.
Но смертельного удара не последовало.
Юноша открыл глаза и с удивлением увидел, что нападавший лежит на спине с торчащим из груди пилумом, а поднявшись на ноги, обнаружил, что шагах в двадцати стоит Пера и смотрит на него.
– Я представлял, что такой опытный солдат лучше следит за своим тылом, – насмешливо проговорил центурион.
Он был прав, и Квинт покраснел.
– Ты ранен?
Мужчина пощупал поясницу и ощутил под доспехом резкую боль. Не обращая на нее внимания, он ощупал место пальцами. Рука обагрилась кровью, но рана не могла быть серьезной. Ячейки кольчуги были слишком мелки, поэтому сквозь нее проник лишь кончик ножа.
– Нет. Не думаю.
Близость смерти стерла разницу в положении между гастатом и центурионом, по крайней мере, в данный момент.
– Я думал, вы были бы рады моей смерти.
– Хоть ты и дерьмо, но все же римлянин. Этого нельзя сказать о грязной крысе, пытавшейся тебя убить.
Бросив взгляд, говоривший, что все могло бы обернуться иначе, если б это он орудовал клинком, Пера ушел.
Смущенный случившимся, Квинт побрел к рынку за колоннами. Там он с радостью увидел Урция, припавшего к меху с вином. Друг помог ему снять кольчугу.
– Ерунда! – воскликнул он. – Всего лишь царапина. Промыть уксусом и перевязать, и все будет в порядке. Клинок, видимо, оказался тупым, или нападавший был слабак.
– Он был тощий, это точно, – с облегчением сказал Квинт.
– Фортуна улыбнулась тебе дважды, – заявил приятель. – Если б нож вошел глубже, ты бы умер от внутреннего кровотечения, или я ничего в этом не понимаю. А потом говнюк Пера спас тебе жизнь! Что ж…
– Слушай, дай попить. – Квинт протянул руку к бурдюку, вдруг ощутив жажду.
Они выпили в дружественном молчании, забыв о зрелище резни рядом. Оба были все там же, когда к ним подошел Коракс, ведя за собой Витрувия. Он замедлил шаг, и его губы искривила едва заметная улыбка.
– Мне следовало знать, что вы отыщете вино, не ходя далеко! Оно ничего?
– Не совсем плохое, центурион, – ответил Урций.
Оба гастата, неловко помявшись, попытались одновременно отдать салют.
– Хотите попробовать? – спросил Урций. Он посмотрел на Витрувия. – А вы?
Коракс протянул руку.
– Выпью капельку. Во рту пересохло. – Они с Витрувием разделили остаток. – Ты прав, Кувшин, вкусно. Себе найдете еще, а?
– Тут должно быть в избытке, – подмигнул Витрувий.
Квинт понял, что лучшего момента что-то сказать не представится.
– Центурион!
– Что?
– Насчет того, что случилось сегодня…
Коракс нахмурил брови.
– Тут все ясно, разве нет?
– Я не уверен. Пинарий хотел решения собрания, посылать или нет посольство. Большинство проголосовали за то, чтобы послать. Они были покладисты, не агрессивны. Какой-то болван запустил фигой в центуриона Перу, это верно, но тогда еще ситуация была не безнадежной.
Коракс сжал губы.
– Продолжай.
– Толпа бросилась на нас из-за того, что Пера убил того метателя фиг. Если б он этого не сделал, думаю, голосование завершилось бы. – Квинт в нерешительности помолчал, прежде чем добавить: – Кровопролития можно было избежать.
Повисла тишина. Лицо Урция ничего не выражало, и он старательно следил, чтобы не выразило. Лицо же Коракса потемнело, и Витрувий тоже смотрел недовольно. Мгновения тянулись, и Квинт начал чувствовать себя неловко.
– Если бы это сказал кто-то другой, а не один из моих самых опытных бойцов, я бы забил его до потери сознания. Или сбросил бы со скалы. – Коракс помолчал и добавил: – Пера только что рассказал мне, как на тебя набросился кто-то, притворявшийся мертвым. Если б не центурион, ты был бы убит; так сказал Пера. – Сердитый взгляд. – Верно?
Дерьмо! Квинт не думал, что Пера расскажет Кораксу.
– Так точно, – пробормотал он.
– И тем не менее ты донес на него.
Деловитый тон Коракса звучал угрожающе. Квинт постарался не отвести глаз под его буравящим взглядом.
– Так точно.
– Поскольку это ты, Креспо, я тебе отвечу. Меня не интересует доскональный отчет о том, что произошло раньше. Как не интересует он и Пинария, и, подозреваю, консула Марцелла, – особенно от кого-то вроде тебя. Сегодня центурион Пера помог перебить толпу взбунтовавшихся горожан, которые хотели продать нас гуггам. Вот и всё.
Квинт почувствовал себя дураком и не на шутку испугался.
– И больше я не хочу об этом слышать, Креспо.
– Понятно.
– Пошел с глаз моих. И ты тоже, Кувшин.
Квинт поскорее убрался.
– Иногда я беспокоюсь, в своем ли ты уме, – прошипел Урций, как только они оказались вне пределов слышимости Коракса. – Я ненавижу Перу. Коракс, наверное, тоже, но критиковать перед ним центуриона… Он лишь хотел защититься.
– Знаю, – со вздохом сказал Квинт.
– Считай, тебе повезло, что он был в добром настроении. Тебе пора смириться – и забыть про Перу и про то, что сегодня случилось.