Ганнибал. Враг Рима
Шрифт:
— Ты уже с лихвой исполнил свой долг перед Римом, — произнес Флакк, пытаясь подбодрить ветерана. — Думаю, мне следует взять с собой лишь Фабриция.
Не помня себя, Квинт вскочил:
— Я тоже хочу воевать!
Спустя мгновение то же самое вскричал Гай.
Флакк покровительственно улыбнулся им.
— Настоящие вояки вы оба, да? Но, боюсь, еще молоды. Эту войну надо выиграть быстро, и для этого лучше всего подходят ветераны.
— Мне семнадцать, — тут же возразил Квинт. — Как и Гаю.
Лицо Флакка помрачнело.
— Не забывай, с кем говоришь, — отрезал он.
— Квинт! Сядь! — приказал Фабриций. — И ты тоже, Гай.
Оба юноши неохотно подчинились, и Фабриций повернулся к Флакку.
— Извини. Просто они еще молоды и очень горячи, вот и всё.
— Ничего страшного. Их время еще придет, — спокойно ответил Флакк, бросая на Квинта быстрый злобный взгляд.
Это произошло так быстро, что никто и не заметил. Квинт задумался, не ошибся ли он, но спустя мгновение заметил кое-что еще. Аврелия, извинившись, встала, сказав, что идет спать. Флакк проводил ее взглядом, которым могла бы смотреть на мышь змея. Квинт моргнул, пытаясь собраться с мыслями. Вина уже было выпито немало. Когда он снова посмотрел на Флакка, лицо гостя было вполне благожелательно. «Наверное, мне показалось», — решил Квинт. С огорчением он увидел, что трое старших подвинулись ближе друг к другу и принялись говорить вполголоса. Атия дернула головой в его сторону, недвусмысленно давая знак, что ему следует уйти. Разочарованный, Квинт вышел вместе с Гаем во внутренний дворик.
Их появление спугнуло Ганнона. Прячась от Аврелии, он только что вышел из-за украшенной статуи и с виноватым видом пошел на кухню.
— Что он тут делает, во имя Гадеса? — хмуро спросил Гай.
Позднее Квинт так и не мог понять, случилось ли это из-за выпитого вина или от возмущения, в котором он пребывал, узнав об обращении с римским посольством. В любом случае ему хотелось на ком-то сорвать злость.
— Какая разница? — отрезал он. — Он гугга. Пускай идет.
Тут же он пожалел о сказанном и пошел было в сторону Ганнона, но Гай, смеясь, потянул его к каменной скамье у фонтана.
— Давай поговорим, — предложил он заплетающимся от выпитого языком.
Но Квинт стал на месте, и лишь темнота скрыла досаду на его лице.
С окаменевшим от сдерживаемого гнева лицом Ганнон шел не оборачиваясь. Прошел десяток шагов, отделявших его от кухни, и со стуком поставил тарелки в мойку. Вот тебе и дружба с римлянином, с горечью подумал он. Аврелия ему симпатизирует, в этом он был уверен, но всем остальным веры нет. Особенно Квинту. Гнев, который наполнил голоса благородных римлян после рассказа Флакка, вполне объясним и понятен, но теперь Ганнон оказался в совершенно новой ситуации. Теперь он — настоящий враг. Его радость по поводу произошедшего придется тщательно скрывать. А тут, в тесноте дома, это будет сложно. Ганнон медленно выдохнул. Важное решение пришло только что, само собой. Ему надо бежать. И быстрее. Но куда? В Карфаген или в Иберию? И есть ли хоть какой-то шанс найти Суниатона прежде, чем он сбежит?
Глава 10
ПРЕДАТЕЛЬСТВО
На следующее утро у Квинта снова случилось похмелье, и он очень смутно помнил, какое выражение заметил давеча на лице у Флакка. Но это все равно не давало ему покоя, и он принялся разыскивать отца. Выяснилось, что Фабриций закрылся с Флакком в своем кабинете. Мужчины поспешно составляли документы, касающиеся замужества Аврелии, и раздраженно поглядели на юношу, отвлекшего их от дела. Квинт еле слышно попросил отца на пару слов. Поначалу Фабриций отмахнулся, но увидев, что сын чем-то обеспокоен, решил сменить гнев на милость.
— Потом скажешь, — сказал он.
Квинт с мрачным видом закрыл дверь. Ему есть о чем подумать. Он жестоко оскорбил Ганнона, и теперь ему было стыдно. Положение карфагенянина означало, что Квинт может обращаться с ним как ему заблагорассудится, но тут ситуация была иной. «Он спас мне жизнь. Мы друзья, — подумал Квинт. — Я должен перед ним извиниться». Но в реальности это было задачей не менее сложной, чем попытаться поговорить с отцом. Квинт без труда нашел Ганнона, но карфагенянин сделал вид, что не слышит, когда молодой хозяин его окликнул, и всячески избегал смотреть ему в глаза. Квинт не хотел устраивать представления, не говоря уже о том, что вокруг царила такая суета, что было невозможно даже найти укромный уголок, чтобы поговорить. Решение Фабриция отправиться вместе с Флакком в Рим, а следовательно, на войну означало спешные приготовления. Всем домовым рабам нашлось дело. Собирали одежду, вещи, одеяла, полировали доспехи и точили оружие.
В отчаянии Квинт принялся разыскивать Аврелию. Он не знал, следует ли упоминать при ней Флакка. Все, что у него было, — два мимолетных взгляда, которые он, вроде бы, заметил, уже выпив изрядное количество вина. Он решил поглядеть сначала, в каком настроении Аврелия, прежде чем что-то ей сообщать. Последнее, чего желал Квинт, так это вывести сестру из себя, когда она хоть как-то смирилась со своей судьбой.
Но, к его удивлению, сестра была в превосходном настроении.
— Он такой симпатичный, — созналась она. — И совсем не старый. Думаю, мы будем очень счастливы.
Отбросив сомнения, Квинт кивнул и улыбнулся.
— Он показался мне немного самодовольным, но что можно ожидать от человека его положения? Его преданность Риму вне всяких сомнений, а это главное.
Аврелия вдруг погрустнела.
— Мне вчера вечером было так жалко Ганнона. Ужасные слова, которыми они называли его народ безо всякой необходимости… Ты с ним не разговаривал?
— Нет, — быстро ответил Квинт, отворачиваясь.
Аврелия сразу же что-то уловила женским чутьем.
— Что случилось? — требовательно спросила она.
— Ничего, — буркнул Квинт. — Похмелье, вот и все.
— Ты поругался с Ганноном? — спросила она, глядя ему в глаза.
— Нет. Да. Не знаю.
Аврелия приподняла брови, и Квинт понял, что она не отстанет, пока он все не расскажет.
— Когда я ушел вместе с Гаем, Ганнон, похоже, стоял за дверью и подслушивал.
— Что ж удивительного? Мы же говорили о войне между нашим народом и его, — едко подметила Аврелия. — Вообще, какая разница? Он же там был, когда Флакк рассказывал самое главное.
— Знаю, — пробормотал Квинт. — Но все равно это выглядело подозрительно. Гай хотел привязаться к нему, но я сказал ему, чтобы он не беспокоился. И сказал, что Ганнон всего лишь гугга.
Аврелия прикрыла рот рукой.
— Квинт! Как ты мог?
Юноша опустил голову.
— Я хотел извиниться, сразу же… но Гаю хотелось поболтать, — начал он жалобно оправдываться. — Я не мог просто так уйти.
— Надеюсь, хоть утром ты извинился, — жестко спросила Аврелия.
Квинт с трудом мог терпеть самоуверенность сестры. Будто ее предстоящее замужество сразу прибавило ей лет пять возраста.