Ганзейцы. Савонарола
Шрифт:
Вокруг высокого камина и вдоль по всему искусно разукрашенному деревянному карнизу тесным рядом были выставлены серебряные и оловянные сосуды, праздничная утварь торжественных собраний, на которые созывались почётные гости. Между этими сосудами было много всяких чужеземных диковинок, привезённых из-за моря. Ольдермен не нашёл здесь ничего, требующего исправления, к великому удовольствию окружавшей его толпы слуг, и затем обратился к обзору стен, увешанных коврами. Здесь он сделал кое-какие изменения, потом осмотрел главный стол, стоявший на возвышении, предназначенный для хозяев и уставленный богато вызолоченными кубками. Потом обошёл длинные столы, приготовленные для приказчиков; кстати, заглянул и в кладовую, смежную с залой, и, убедившись в том, что массивный железный сундук, служивший хранилищем харатейных
Ольдермен, по-видимому, остался вполне доволен осмотром, и так как приближался час, назначенный для собрания, то он приказал слугам зажечь свечи в различных фигурных подсвечниках и люстрах, которые были привешены и к потолку, и к боковым колоннам залы и сделаны были в виде сирен, кораблей, оленьих рогов, венков и гирлянд.
Г-н Тидеман фон Лимберг принадлежал к числу тех деловых людей, лица которых редко освещаются лучом мимолётной улыбки, пока они заняты исполнением своих обязанностей. В этот вечер ольдермен казался ещё серьёзнее обыкновенного и даже с некоторою тоскою обводил он глазами эту ярко освещённую залу, вспоминая, как часто он здесь обращался с речью к своим сотоварищам и как часто видел здесь изъявление уважения к себе не только со стороны ганзейцев, живших на лондонском дворе, но и со стороны местных городских властей, и со стороны иноземных депутаций.
В нынешний вечер всем этим почестям наступал конец, так как он, по положениям «Стального двора», должен был сегодня, в определённый срок, сложить с себя обязанности ольдермена. Мало того, в ближайшие два года он не мог быть вновь избран. Тяжёлая ответственность и масса труда выпадали на долю того, кто бывал избран на должность ольдермена лондонского торгового двора! Кроме внутреннего управления двором он должен был ведать и всей заграничной корреспонденцией и так пристально следить за ходом торговли, что каждая фактура выгружаемого во двор или вывозимого со двора товара должна была носить на себе его собственноручную подпись. Правда, у ольдермена было два помощника, которые значительно облегчали его труд; однако же главная доля работы и надзор за общим течением дел лежали всё же на нём одном. Тидеман был педантически предан исполнению своих обязанностей, даже в воскресенье и праздники он до самого вечера работал в своей конторе, и всё же он весьма неохотно слагал с себя свои обязанности и возвращался к своему собственному делу, которое между тем вели его сыновья. Жизнь казалась ему пустой без усиленной работы, а его богатство представлялось ему ничтожным без почестей, сопряжённых с его положением. И в том, и в другом отношении его совершенно удовлетворяла занимаемая им должность, и он чувствовал себя здесь всесильным владыкой. Нелегко было ему со всем этим расставаться.
Все гости, в полном составе, собрались к назначенному часу, и только знатнейший и почётнейший из них, лорд-мэр, заставил себя несколько подождать. Однако же и он наконец явился со всею своею свитою и был самым торжественным образом встречен ольдерменом и его сотоварищами по лондонскому двору. После обычных поклонов и приветствий г-н Тидеман передал ему, согласно установленному обычаю, пару новых перчаток, в которые завёрнуты были пятьдесят розеноблей (равны 100 нынешним маркам), между тем как слуги ольдермена подносили ему другие новогодние подарки: бочонок лучшей икры и несколько бочонков сельдей. Кроме лорд-мэра подарки были поднесены, из числа гостей, почтовым чиновникам, представителям адмиралтейства и служащим в государственной канцелярии — всем по паре перчаток со вложенными внутрь их золотыми монетами; а таможенным надсмотрщикам роздано двадцать фунтов стерлингов, конечно, для того, чтобы они не слишком сурово исполняли по отношению к ганзейцам свою щекотливую обязанность.
Когда все гости расселись по своим местам, господин Тидеман держал прощальную речь, в которой подчеркнул то обстоятельство, что король Эдуард соблаговолил наконец дать согласие на давнее ходатайство ганзейцев — дозволил перевезти подлинники привилегий «Стального двора» в Любек, и объявил, что это дело возложено на г-на Реймара Стеена, которого и представил собранию. Затем он высказал всем сотоварищам глубокую признательность за то повиновение, которое они ему оказывали постоянно в течение его трудного служения ольдерменом, и тотчас перешёл к выборам новой купеческой думы, которая должна была состоять из двенадцати членов, двух товарищей ольдермена и девяти помощников.
Выборы происходили в определённом порядке, при котором приняты были во внимание присутствовавшие на собрании лица различных ганзейских городов. Эти резиденты, точно так же как и все ганзейцы «Стального двора», разделялись на три части. Кёльн с городами, лежащими за Рейном, составлял одну треть; Вестфалия с нижнерейнскими, саксонскими и вендскими городами составляла другую треть; а прусские и лифляндские города с Готландом — третью. Новый состав думы образовался таким образом: присутствующие кёльнцы избрали четырёх членов из второй трети; вестфальцы — столько же из прусской трети; а пруссаки и лифляндцы — столько же из первой, кёльнской трети. Затем тайною подачею голосов избран был из тех же двенадцати членов думы новый ольдермен. Преемником Тидемана на этот раз оказался кёльнский купец, пользовавшийся большой известностью между ганзейцами. Вслед за тем из числа избранных восьми сочленов второй и третьей групп были назначены двое товарищей ольдермена, и все эти новоизбранные, с новым ольдерменом во главе, выступили вперёд и принесли старому ольдермену следующего рода клятву:
«Обязуемся те купеческие права и вольности, которые составляют привилегию ганзейцев в Англии или где бы то ни было в других странах, охранять всеми силами и клянёмся во всех торговых делах, без пристрастия и лукавства, соблюдать справедливость по отношению к каждому, кто бы он ни был — богач или бедняк. И в том да будет нам Бог помощник и все его святые!»
Всё собрание произнесло единогласно «аминь!», подтверждая тем самым, что все клятву слышали и приняли.
Затем г-н Тидеман вручил своему преемнику ключ от казны и от главного сундука, который двое слуг внесли в залу. Новый ольдермен должен был испытать замок его и заглянуть внутрь его, на содержимое, и объявить, что он всё нашёл в наилучшем порядке. Сундук после этой церемонии был унесён обратно в башню; избранные девять помощников и двое новоизбранных товарищей приведены были новым ольдерменом к присяге, и, наконец, присутствовавший на собрании священник местного прихода Всех Святых прочёл заключительную молитву и отпуск.
Этой молитвой закончилось обычное торжественное заседание думы, и начался пир. Музыканты разместились на эстраде, чтобы увеселять музыкой пирующих. Стали разносить вина в больших серебряных кружках, и разнообразные сорта вин ясно указывали на богатство погребов «Стального двора», точно так же как и разнообразие блюд красноречиво говорило о широко раскинутых связях ганзейского товарищества, потому что на этом пиршестве можно было ознакомиться с кулинарными диковинками и лакомствами чуть ли не всех стран света.
Общее веселье овладело всеми гостями, и присутствовавшие на пиршестве многочисленные приказчики должны были проникаться гордым сознанием того, что и они также составляли известную единицу в среде обширного и могущественного Ганзейского союза. И как было не гордиться? Сам лорд-мэр поднялся со своего места и предложил самый лестный тост за процветание всего их сословия.
И вдруг — нежданно-негаданно — какой-то странный, резкий звук нарушил общий гул веселья... и в зале, словно по мановению волшебного жезла, всё стихло. Этот звук, так внезапно нарушивший пиршество, долетал откуда-то с улицы, издалека. Но он быстро возрастал и усиливался, и вскоре стало ясно, что это был рёв и гул толпы, приближавшейся к «Стальному двору», как о том донесли перепуганный привратник и домовый сторож.
— Ну, значит, дядя верно предсказал и не слишком преувеличил опасность, — заметил Реймар Тидеману, быстро поднявшемуся с места. Тот побледнел. Во время своего управления «Стальным двором» Тидеману однажды уже пришлось выдержать нападение разъярённой черни, и он уже знал, с какими это сопряжено опасностями.
— Все к оружию! — раздался голос нового ольдермена, и все сидевшие за столом хозяева и приказчики бросились по своим каморкам — вооружаться.
Когда они снова вернулись в залу, в полном вооружении, лорд-мэр заявил следующее: