Гарик Потный и Оружие Пролетариата
Шрифт:
В мозгу у Гарика промелькнуло какое-то очень болезненное воспоминание. Когда Огромаг досказывал свою историю, мальчик вдруг снова увидел ослепительную вспышку багрового света, причем гораздо отчетливее, чем раньше - и вспомнил еще одну вещь, впервые в жизни: тоненький, истеричный, жестокий смех.
Огромаг смотрел на него с печалью.
– Я самолично тебя вынес с развалин. Ильич приказал. Привез тебя к этим вот....
– Полнейшая херня!
– воскликнул дядя Владимир. Гарик так и подскочил;
– А теперь послушай-ка сюда, пиздюк, - раздраженно сказал дядя Владимир, - я согласен, в тебе есть какая-то хуета - я, правда, уверен, что хорошие нерукотворные пиздюли быстренько бы тебя вылечили - что же касается твоих родителей, они были гомики и наркоманы, это уж точно, и, по-моему мнению, в мире легче дышится без таких мудаков, как они - они получили по заслугам, чего было ждать от всех этих извращенцев, с которыми они якшались - я предупреждал, что так и будет, что они рано или поздно влипнут в гомно...
При последних его словах Огромаг не выдержал и, вскочив на ноги, выхватил из-под плаща потрепанный розовый резиновый член. Наставив его, как шпагу, на дядю Владимира, Огромаг отчеканил:
– Предупреждаю, Разумовский - я тебя предупреждаю - еще одно слово...
Оказавшись лицом к лицу с опасностью быть насаженным на острие резинового члена зелёного чешуйчатого урода, дядя Владимир подрастерял свою решимость; он распластался по стене и замолчал.
– То-то же, - Огромаг, тяжело дыша, сел обратно на диван, днище которого на сей раз не выдержало и провалилось до самого пола.
У Гарика, тем временем, зрели все новые и новые вопросы.
– А что случилось с Волан... то есть, с Хуй-Знает-Кем?
– Хороший вопрос, Гарик. Когда ты не помер - он так удивился, что подскользнулся и упал со ступеньки. А после этого исчез. Видимо, сломал пеннис, отчего ему стало стыдно и страшно. Прям в ту же ночь, как попытался тебя выебать. Оттого ты стал еще популярнее. Это, понимаешь, загадка из загадок, тайна веков, хуета хуёт... Он ведь тогда всячески увеличивал свою потенцию, даже ноги себе ампутировал, чтоб хуй до земли был - нахуя бы ещё ему было исчезать?
– Которые говорят, сдох, собака. Хуй там! Я так скажу: в нем уж и человеческого-то не было ничего, чтоб помереть, один гигантский половой орган. Другие думают, он все еще где-то здесь, вуайеристом заделался и подглядывает, вроде, но в это я тоже не верю. Его любовники, которые были с ним, вернулись к нашим. Говорят, были, мол, как бы в трансе, так им хорошо было. Зассали бы они придти взад, если б ждали, что он снова вернется их удовлетворять.
– Я себе так мыслю: он живой, сидит где-то, но потенцию точно потерял. И теперь слишком импотент, чтоб бороться. Чего-то в тебе есть, Гарик, оно его потенцию и прикончило. Той ночью случилось такое, чего он не ждал - хуй его знает, чего это такое было, - только какие-то твои чары сделали его хуй вялым, это точно.
Огромаг посмотрел на Гарика с особой теплотой и уважением, но Гарик, вместо того, чтобы почувствовать себя польщенным, уверился, что все происходящее - чудовищная и нелепая херня. Колдун? Он? Да он же обыкновеннейший долбоёб! Всю жизнь его лошил Володя, отдавали мудацкие приказы дядя Владимир и тетя Даздраперма; если бы он и в самом деле был колдун, почему они не превращались в конские фаллосы всякий раз, как отправляли его в наряд на кухню? Если когда-то он победил самого могучего извращенца на свете, почему тогда Володя вечно крыл его хуями, как обычного мудозвона?
– Огромаг, - проговорил он тихо и интеллегентно, - мне кажется, вы мне пиздите. Я не думаю, что могу быть волшебником и коммунистом.
К его удивлению, Огромаг только хрюкнул.
– Не можешь быть коммунистом, значит? И что, никогда ничего не делалось по твоему желанию, ну, к примеру, когда ты сердился или пукал?
Гарик посмотрел на свой пах. Теперь, когда его об этом спросили... действительно, все странные события происходили именно тогда, когда он, Гарик, бывал чем-то расстроен или рассержен... за ним гонялись приятели Володя, и он внезапно оказался вне пределов досягаемости, непонятно как... он не хотел идти в школу лысым, и дреды сами заплелись... а в самый последний раз, когда все страдали хуйнёй, разве он не взял реванш, сам того не осознавая? Разве он не спиздил ценное стекло с зоопарка?
Гарик поднял глаза на Огромага и увидел, что тот весь лучится от радости.
– Чуешь?
– подмигнул Огромаг.
– Гарик Потный аццкий соттона! Ха! Погоди, еще будешь гордостью "Нодваятса".
Но дядя Владимир не собирался сдаваться без боя.
– Разве я не говорил, что он не пойдет туда?
– прошипел он.
– Он пойдет в математическую школу и еще будет благодарен за это. Читал я ваши письма - ему, видите ли, понадобится вся эта чушь - книги заклинаний, волшебная втыкалочка и...
– Ежели он чего захочет, такое мудило, как ты, ему не помеха, - рыкнул Огромаг.
– Не пустить сына Лэйлы и Гиви Потных в "Нодваятс"! Охуели? Да он туда записан с рождения. Он идет в лучшую на свете школу колдовства, коммунизма и аццких искусств. Семь лет, и он не узнает сам себя. Будет учиться с такими же, как сам, у самого Вождя, Владимира Ильича...
– Я НЕ СТАНУ ПЛАТИТЬ ЗА ТО, ЧТОБЫ КАКОЙ-ТО СТАРЫЙ ЕВРЕЙ УЧИЛ ЕГО ВСЯКИМ КОММУНИСТИЧЕСКИМ ШТУЧКАМ!
– проорал дядя Владимир.
Но он зашел слишком далеко. Огромаг схватился за розовый резиновый член и принялся раскручивать его над головой.
– НЕ СМЕТЬ, - загрохотал он, - ОСКОРБЛЯТЬ - ВЛАДИМИРА - ИЛЬИЧА - ЛЕНИНА - В МОЕМ - ПРИСУТСТВИИ!
С размаху он опустил член, кончик которого указал на жопу Володи - вспыхнул голубой свет, раздался звук взорвавшейся петарды, треску рвущейся ткани - и через секунду Володя затанцевал на месте, прижимая руки к промежности и завывая от боли. Когда он повернулся лицом, стал виден огромный коричневый член, высунувшийся из прорехи в штанах.