Гарольд, последний король Англосаксонский (Завоевание Англии) (др. перевод)
Шрифт:
Здравый ум графа не мог не признать обоснованность этих слов; к тому же предостережения короля тревожили его более, чем он сказал. Но с другой стороны были причины, которые не позволяли ему уступить просьбам брата и матери: врожденное мужество и благородная гордость, мешавшие ему пойти на то, чтобы другой подвергся опасности. Кроме того, он не был уверен, увенчается ли успехом поездка Гурта в Нормандию, так как ненависть молодого тана к нормандцам была хорошо известна в Руане. Кроме того, Гарольд предполагал заручиться дружбой Вильгельма, который со временем мог быть ему очень полезен. Он совсем не предполагал, что герцог, не имея приверженцев при дворе, мог иметь виды на английскую корону. Гарольд рассчитывал, что он поможет Вильгельму устранить других претендентов, сына Этелинга и храброго норвежского короля Харальда Сурового, если задобрить его, а это можно было сделать только съездив к нему. Потому Гарольд не мог надеяться на верность Тости, который, состоя в родстве с Вильгельмом, непременно стал бы восстанавливать короля против брата, если б тот даже и стал наконец английским королем, так как это могло помочь Гарольду перетянуть Вильгельма на свою сторону. В голове графа мелькнуло еще одно соображение: герцог сумел укрепить Нормандию, и можно ли человеку, желающему возвысить Англию во всех отношениях, упустить удобный случай узнать, какими средствами герцогу удалось совершить подобное чудо? Все эти соображения заставили графа решиться ехать самому. А тут какой-то тайный голос начал шептать ему, что не следует ехать, и граф находился в страшном разладе с самим собою, когда голос Гурта вывел его из задумчивости:
– Советую тебе принять во внимание, что хоть ты и можешь располагать собой по своему желанию, но не имеешь права навлекать бедствие на свое отечество, а это случится, если ты отправишься в Нормандию; вспомни слова короля!
– Дорогая матушка и ты, благородный Гурт, вы почти победили меня, – проговорил Гарольд, с чувством обнимая их, – но дайте мне два дня для решения этого важного вопроса.
Это было последним словом Гарольда, и Гурт отметил не без удовольствия, что брат отправился к Эдит, которая непременно отговорит Гарольда от поездки, так как она имела над ним большее влияние, чем король, мать и брат.
Гарольд отправился в римскую виллу и чрезвычайно обрадовался, когда встретился в лесу с предсказательницей, где она собирала травы и листья. Спрыгнув поспешно с коня, он подбежал к ней.
– Хильда, – начал он тихо, – ты часто говорила мне, будто мертвые могут давать совет живым, и потому прошу тебя вызвать при мне дух усопшего героя, похороненного возле друидского жертвенника... Я желаю убедиться в справедливости твоих слов.
– Так знай же, – ответила Хильда, – что мертвые показываются перед непосвященными только по доброй воле. Мне-то они покажутся, когда я предварительно произнесу известные заклинанья, но не ручаюсь, что и ты увидишь их. Я исполню твое желание, и ты будешь стоять возле меня, чтобы слышать и видеть все, что будет происходить в ту торжественную минуту, когда мертвый восстанет из своего гроба. Да будет тебе известно, что я, желая успокоить тревогу Эдит, узнала уже, что горизонт твой омрачился мимолетной тучей.
Гарольд рассказал все, что волновало его. Хильда выслушала его и пришла тоже к заключению, что опасения короля безосновательны и Гарольду необходимо сделать все от него зависящее, чтобы заручиться дружбой герцога Нормандского. Ее ответ не изменил его первоначальное решение, но все же она попросила его исполнить свое желание: выслушать совет мертвеца и поступить только сообразно с ним. Очень довольный тем, что ему придется поверить в существование сверхъестественной силы, Гарольд распростился с пророчицей и тихо продолжал свой путь, ведя коня за повод. Не успел он еще дойти до холма, как почувствовал прикосновение чьей-то руки; оглянувшись, он увидел пред собой лицо Эдит, выражавшее саму нежную любовь и сильнейшую тревогу.
– Радость моего сердца, что случилось с тобой? Почему ты так печалишься? – воскликнул он.
– С тобой не произошло никакого несчастья? – прошептала Эдит, пристально смотря ему в глаза.
– Несчастья? Нет, дорогая моя! – ответил граф уклончиво.
Эдит опустила глаза и, взяв его под руку, пошла вперед. Дойдя до места, откуда не видно было колонн друидского храма, вызывавших у нее в этот день какой-то непонятный ужас, она вздохнула свободнее и остановилась.
– Что ж ты молчишь? – спросил Гарольд, склонившись к ней. – Скажи мне хоть что-нибудь!
– Ах, Гарольд, – ответила она, – ты давно знаешь, что я живу только тобою и для тебя... Я верю бабушке, которая говорит, что я – часть тебя, верю потому, что каждый раз чувствую, ожидает ли тебя радость или горе. Как часто во время твоего отсутствия на меня нападала веселость, и я знала, что ты благополучно избежал какой-нибудь грозившей тебе опасности или победил врага... Ты спрашиваешь меня, чем я взволнована в настоящий момент, но я и сама не знаю этого, могу сказать только, что тебе предстоит что-то ужасное.
Видя унынье своей невесты, Гарольд не осмеливался сообщить ей о предстоявшей поездке; он прижал ее к себе и просил не беспокоиться напрасно. Но его утешенья не подействовали на нее: казалось, что девушку тяготило нечто, чего нельзя объяснить одним предчувствием и чего ей не хотелось рассказывать. Когда же Гарольд настойчиво попросил ее сообщить, на чем она основывает свое опасение, Эдит, скрипя сердце, произнесла:
– Не смейся надо мною, Гарольд, ты еще не можешь представить себе какую нравственную пытку перенесла я в течение этого дня. О, как я обрадовалась, когда увидела Гурта! Я просила его ехать к тебе, видел ли ты его?
– Видел, но продолжай.
– Ну, когда Гурт оставил меня, я в задумчивости пошла на холм, где мы так часто сидели с тобой. Когда я села у склепа, мною начал овладевать сон, я боролась всеми силами, но он одолел меня и я, уснув, увидела, как из могилы восстал бледный, мерцающий образ... Я видела его совершенно ясно... О, я и теперь вижу его пред собой: лоб восковой белизны, эти ужасные глаза с неподвижным, мутным взором!...
– Образ воина? – спросил граф в сильном смущении.
– Да, воина, вооруженного по-старинному, очень похожего на того воина, которого вышивают для тебя девушки Хильды. Я видела совершенно ясно, как он в одной руке держал длинное копье, а в другой корону.
– Корону?! Дальше, дальше!
– Тут я окончательно заснула, и после разных неясных, перепутавшихся образов, представших мне, я ясно увидела: на высокой скале как будто стоял ты, но окруженный небесным сиянием и похожий скорее на духа, чем на человека. Между скалой и долиной протекала бурная река, волны которой начали вздыматься все выше и выше, так что скоро достигли духа, в это время расправлявшего крылья, как бы стремясь улететь. Но вот из расщелин скалы выползли страшные гады, другие чудища свалились с облаков, и все вместе вцепились в его крылья, чтобы помешать его полету... Тут раздался чей-то голос, сказавший: «Разве ты не видишь, что на скале стоит душа Гарольда, гордого, что волны поглотят его, если он не успеет улететь? Встань и помоги душе храброго!» Я хотела бежать к тебе, но была не в состоянии двинуться с места... Тут мне показалось, что я опять словно сквозь туман вижу развалины друидского храма, возле которого я уснула, и будто Хильда сидит у кургана и держит в руках человеческое сердце, вливая в него черные капли из хрустального сосуда; понемногу из сердца вырос ребенок, который вскоре превратился в печального, мрачного юношу. Он пошел к тебе и начал что-то шептать, причем изо рта его клубами валил кровавый дым, от тепла которого крылья твои совершенно высохли. И вот снова зазвучал прежний голос: «Хильда, ты уничтожила доброго ангела и вызвала из отравленного сердца искусителя!» Я громко вскрикнула, но было уже поздно: волны сомкнулись над тобою, потом всплыл железный шлем, украшенный той короною, которую я видела в руках привидения...
– Этот сон однако не дурен! – заметил Гарольд весело.
– Тут я очнулась, – продолжала Эдит. – Солнце стояло высоко, и воздух был совершенно тих... Но я увидела уже наяву ужасную фигуру, напоминавшую мне рассказы наших девушек о колдунье, которая иногда показывается в лесу. Она была похожа не то на мужчину, не то на женщину... Скользя между колоннами, она обернулась ко мне, и я увидела на ее отвратительном лице выражение злорадства и торжества...
– Ты не спрашивала у Хильды значения этих видений?