Гарон
Шрифт:
— Нет.
— Но знал, что есть отличные от вас.
— Да, много. Разных. Слышал.
— Мечтал увидеть?
— Не-ет…
— Тогда зачем? Кто вам человек?
— Нам? Ничего хорошего.
— И умноженье бед — твоих. Гаронам?
— Да, но так же, любое мыслящее существо могло бы оказаться, на месте…
— Али?
— Д-да-а.
— На месте же меня?
Эльф наморщил лоб, потер висок, разглядывая луг, покрытый дымкой утренней, росой.
— Не разберемся мы с тобой. Но ад ответы даст.
— Собрался ты со мной?! О, нет, — качнула пальцем. — Не мечтай! Мне тошно даже думать, что пойду. С тобой же?… Я быстрее пропаду.
— Недооценивать меня не стоит.
— Что ты! Себя бы здраво оценить…Одно скажу — облом, старик. Я вам не посох, не жена, да — друг, и потому, пойду одна.
— Посмотрим, — пошагал вперед.
— Эй, не окончен спор!
— А я не спорил, не умею, да и не хочу. К чему нам прения и ссоры нам к чему?
— Ах, вот как ты заговорил?
— Я сохранить хочу, что мы достигли. Пониманье. И цель у нас действительно одна.
— Какая же?
— Найти.
— Себя?
Эльф улыбнулся мягко и светло:
— Тебе — сестру, а мне того, кто нас соединил. И истины зерно, крупицу правды, что скрывает тень. Я знать хочу кому, зачем и для чего нужны с тобою стали мы. Один лишь раз забыл я анжилон, и вот с тобой соединен.
— Анжилон?
— Да, талисман.
— Он тоже Феей защищен?
— Да-а, — эльф прищурил глаз.
— Вот это заварушка, класс! Интрига ни себе фига… Сдается мне, подставили тебя.
— Нельзя настолько плохо думать о других, и сразу говорить о зле, двуличии, предательство искать и подлость — так недолго оболгать и день, сказав что он чернее ночи. Ведь если ищешь, то всегда найдешь, но вот вопрос — к чему придешь? Ко злу ты обращаешься во зле, и ад напоминает о себе. Ты мир окрашиваешь темной краской и удивляешься в ответ, что он не излучает свет.
— Мир груб и зол.
— Тебе ль боятся ада? Ты в нем живешь.
— Вот только философствовать не надо. Я правду говорю, а ты кривишь лицо.
— Обиделась опять. Ты не устала? Свой груз обид нести и множить их в пути, но вот вопрос — зачем тебе они?
— Мне проще обижаться, чем робеть, смотреть на мир реально, не смущаясь, иллюзией, что мучает тебя!
Так в спорах и сомненьях они дошли до башни, спать легли. Но так не поняли, на что обречены.
Глава 11
Яна сидела на стуле у арки, подперев подбородок кулаком, и задумчиво разглядывала виднеющийся край неба, башню Аморисорна, кроны деревьев. Подумать было о чем. Пунктов много. С Авилорном вроде помирились и подружились, но не прошло и дня как вновь рассорились. Верней — она. Опять по пустяку, а не по делу. Но до чего же все ей надоело!
Заметила она, что говорить, как поэтесса стала, а следом — думать. Все эльфы меж собой не говорят — поют, протяжно и красиво. И в этом суть — ее сказанье утомило. Пыталась говорить нормальным языком и получалась ерунда — коряво, медленно и не понятно! Авилорн косился странно, смеялась девочка — сестра его, Эйола улыбалась, снисходя, вдавалась в объясненья. Соулорн смущенно отводил глаза. Соседи скромно улыбались и все понять ее пытались, Умарис перестала приходить.
Еще неделя мимо пролетела. В пустую! Злости не хватает…
И как подумаешь: сидишь здесь и поешь, слагаешь фразы, словно рифму вяжешь, а в это время Аля тает. В беде заброшена сестрой. Одна, с гароном. Боже мой!
Тьфу! Да сколько можно из пустого переливать в порожнее?
И толку сетовать. И ждать — чего?
Маг, будь проклят
Пыталась Соулорна на поход уговорить и выслушала нудное ученье о месте в жизни, долге, назначенье. О том, что средь эльфов нинзя не найти.
Придется ей одной идти. Уже не страшно, хоть сейчас сбежала б, да птица мага к ней пристала. Следит — летает за спиной, и клацает — домой, домой!
А то ведь Авилорна мало, еще и тварь пернатая пристала!
— Грустишь? — эльф в арку заглянул.
— Пытаюсь не сойти с ума.
— Ты постоянно этого боишься.
— А больше нечего, по-моему, уже.
— И в лес готова ночью?
— Легко. Мечтаю. Хоть в лес, хоть в омут головою, хоть в ад с вещами, навсегда!
— Не то ты говоришь, твоя печаль.
— Послушай, друг Пьеро, оставь меня в покое! Я видеть больше эльфов не могу, тебя и всю твою семью! Такие ласковые, нежные вы все… Настырные в своей заботе! Так мягко стелите, что спишь, не просыпаясь. Покой и тишина, хрустальный звон, речей услада, цветов благоуханье — райское житье… Мне опротивело оно! Как огурец я в парнике, но это место не по мне! Я человек и я жива! И не могу сидеть без дела! Мне жить, как ангелочку надоело! Терпеть я ненавижу ад, но рай теперь мне отвратительней в сто крат! Я в нем растаяла как сахарная вата. Чем занимаетесь вы здесь, и что вам от меня-то надо?
— Ты думаешь, попала в рай?
— Тебя сомненье гложет? Я тоже сомневалася в начале, теперь и толики от тех сомнений нет.
— Мой те6е совет…
— Не надо! Их, пожалуйста, не надо. Сыта советами и наставленьем, сочувствием и сожаленьем о бедной Алечке и о себе. Да вы меня чуть-чуть не облизали!… Я там жила и просыпалася с трудом, а здесь заснула вечным сном. Ну, да, а что тебе сказать, все только глазки опускать. Ты говоришь — не рай. А что? А может, сам не знаешь, где живешь? А, впрочем, кто сказал — живешь? Скорее существуешь. Ты что-то захотел? Пожалуйста! Устал от дел? Каких?! Ах, да, ходил ты к другу, амброзией желудок веселил. И не ходил — летал, так отчего устал? Порталы Феи охраняют, в лучах купаются, играют. А птицы вести принесут. Кругом красоты, ветер, воля! Друзья — цветы, и облака, и эти вот кусты!… А рядом мама и родня всегда готовы обогреть тебя, решить проблемы, неприятности любые загладить. Да неприятности-то — смех! Как разделить одну судьбу на всех. Кого же выбрать фею иль Умарис? Какую нам рубашечку надеть, сапожки?… Вы даже говорите как живете! Слов кирпичи вы не раскидываете, нет — выстраиваете цепью ровной, и вязнут те слова как патока в зубах! И остаются в воздухе густом как водоросль в воде. Вы будто бы питаете эфир, и сами таковы и нет у вас сомнений, что только так и надо. Добра так много — больше не бывает — до тошноты наелась им! Ты на себя смотрел? Красавчик. Все такие: глаза раскосые, большие. Красноречивый взгляд и веки с посинётой, ресниц пушистых занавес, румянец на щеках. А сколько грации и шарма в движенье каждом? Вы гармонично сложены, как на подбор — стройны, высоки. А рот откроете, и нет сравненья — так мягок голос, так сильно влеченье. Вам обозлиться — грех, задуматься — игра, обид не знаете и подозрений, тактичны и легки в общенье. Физически же холодны, и ваши увлеченья лишь чувства, души, ощущенья. Добра в вас столько — в пору помолиться… Но мне давно пора остановиться, святому грешницу ведь не понять, как грешнице не освятиться.