Гарон
Шрифт:
— По эльфу?
— Мужу!
Геустис лукаво улыбнулся и Яну дернул на себя:
— А разве ты была ему жена? — в объятьях сжал и выдохнул в лицо, почти касаясь губ. — Нет еще.
— Руки убери!
— А если нет, что будет?
Яна бы сказала. Но толк какой грозить тому, кто и сильнее, и хитрей, и не только руками — взглядом раздавит без сомнений, сожалений.
Любовь? Она бывает разной. Бывает страсть до безрассудства, когда не видишь ничего и никого не слышишь и, словно раб, принадлежишь всецело одному. Бывает, любишь тихо, смирно — любуешься и грезишь наяву, но чуть приблизишься — слетит очарованье. И понимаешь, что любила лишь наружность, манеры, взгляды — флирт, а не его. Не человек был нужен — ощущенье любви и больше ничего. Бывает, любишь как садист, как собственность и как игрушку и наслаждаешься зависимостью от себя, в бездумии ломая безоглядно другого. Бывает, любишь как ребенка, свою заботу и о нем печаль, и власть ту, что дает все это. Бывает, любишь как отца, но не его, а ту возможность избавится от горечи и бед, отправив на чужие плечи груз тревог, и нравится тебе его забота, и мнение его, а не свое. Бывает, любишь ты себя в глазах его, бывает, ищешь выраженья тому, что спрятано внутри, но как все это не зови любовью, ей она не станет.
Так любят многие, но не Авилорн. Он не способен был на волю, свободу посягать, сломать и надавить, или заставить. Он истинно любил, и не себя — ее, и ею жил…
`Как жаль, я это поздно поняла'.
— Я не причиню вреда тебе, — сказал гарон серьезно. — Ты правильно подумала: нельзя любить ломая и душа, я в этом с эльфом полностью согласен. Но не привык терять, проигрывать я не умею. Ты мне нужна, и я хочу согласья. За то готов и услужить. Впервые верь мне, речь веду, и не приказываю, а прошу — женой мне стань, а я исполню твою прихоть. Любую. Обязуюсь исполнять.
— Не хочу. Мне ничего не нужно, и ты мне неприятен, Геустис.
— Сейчас.
— И потом. Ты — убийца эльфа.
— А это имеет значение?
Девушка вздохнула: что толку объяснять, того, что Геустису не понять?
— Может это успокоит вас мадам и станет компенсацией потери?
Он щелкнул пальцами, и в помещении светлее стало. Отъехал полог, и Яна увидела толпу разряженных девиц, что, спрятав лица за вуалью, стояли на коленях, на коврах, держа в руках подносы.
— Все это только часть. И только прикажи — все в миг доставят.
Геустис помог подняться Яне, повел к служанкам и открыл один поднос, сняв шелковый платок: на нем лежала груда украшений, сверкали жемчуга, и радовал глаза сапфир. А на другом подносе — брильянты, колье и гарнитуры изумительной работы. На третьем, на четвертом — тоже.
— Зачем? — головой качнула Яна.
— А разве неприятно?
— В парчу рядиться, бриллиантами блестеть? Я не ворона. Да и перед кем рядиться?
— Ну, хорошо, пойдем со мной, — рукою указал на дверь, и оказались они в огромной зале, где не видно ни начала, ни конца и вся она от золота сияла: монеты, вазы, статуи, короны, драгоценностей гора и горы серебра, меха и дивные картины. Сокровищница и сравненья нет ни с чем.
— Все это для тебя.
— Немного? — Яна хмуро перебирала нитку жемчуга. — А где моя сестра?
— Забудь. Она женою стала.
— Купилась? На это? — показала на драгоценности.
— Нет, не за золото — любя.
— Любя?! Она девчонка: наивна и глупа!… Постой! В того, кто ее украл?!
— Да, еще дома полюбила.
— Не верю.
— А чему вообще?…
— Я хочу ее увидеть, услышать лично от нее, что, правда, влюблена, жива, здорова и благополучна.
— Условие? — взгляд Геустиса острым стал.
— Условие чего?
— Союза.
— С тобой?
— Да.
— А ты упрям.
— Так что? Давай-ка здесь, сейчас мы заключим с тобою соглашенье. Мне — ты, а я тебе в замен… Перечисляй, я все приму.
— И сделаешь?
— Обещаю.
— Домой хочу.
— Исключено.
— Тогда оставь меня.
— И это тоже. Могу лишь время дать — подумать.
— Я в плену?
— Почти. С той разницей, что не рабыня ты, а госпожа. Что хочешь — прикажи, любой исполнит. Но бежать не надо. И бесполезно — здесь повсюду — я. Найду мгновенно и верну обратно.
— Посмотрим…
— Ты не поняла. Здесь каждый камень — я, и слуг моих отряды. Мне только щелкни пальцем — обратно приведут тебя. Со мной бороться, что сражаться с солнцем.
— Нет тупиков, а выбор есть всегда.
— Ты думаешь, как эльф, то кровь Авилорна, но ты не он, ты — человек. Что эльф тебе? Зачем он нужен? Подумай — выгода какая и власть — хозяйкой ада стать! Любимой, — заглянул в глаза и голос мягким стал. И руки, словно бархат, по шее провели, плечам. — Ты получишь все, и только укажи: кого, куда, когда, я сделаю. Отомстить? Любому.
— Ненужно, этим я сыта.
— Тогда, чего ты хочешь?
— Солнца с неба.
— Я не шучу.
— Тогда верни Авилорна к жизни. И помоги ему домой вернуться.
— Вот это не могу. Здесь каждому своя дорога.
— А что тогда ты можешь?
— Что угодно, то, что касается тебя или меня, — и обнял, зашептав. — Я все равно тебя женою назову. И не мечтай противиться мне — глупо. Ты лучше о цене подумай, назови…. А, впрочем, я не тороплю. Здесь времени нет, бери его сколько тебе угодно. Я понимаю, нужно присмотреться. Обвыкнуться и кое-что понять. Ну, что ж, я буду только рад занять тебя ознакомленьем с той вотчиной, что скоро твоею станет. И, конечно же, должна ты ближе познакомиться со мной. Понять, что мы с тобой одно, и больше схожи, чем ты с эльфом. Он слишком вялый для тебя. Он… Как ты говорила? А! Инфантильный.
— Я говорила сгоряча, не думая.
— Но ты была права…
— Нет.
— Нет? Ничего, ты его забудешь. Немного погрустишь, и все пройдет.
Девушка не стала просить: и не хотелось ей, и не моглось. И глядя в глаза гарона, думала: был бы жив Авилорн, она бы попросила дунуть ей в лицо и с удовольствием заснула, а проснулась, как обычно, когда все трудности остались позади.
А если сделать шаг назад? Ведь это ад! И пленку открутить на пару кадров — пусть в полынью опять, иль к змеям, Дзамуранчахтачантре. И сделала.
Гарон же не пошевелился и делал вид, что занят изучением монет. Но мир не изменился и не исчез.
Еще два шага. Пусто. Бесполезно.
— Ты вне законов, ты не гость, — спокойно пояснил Геустис. — И правила теперь другие.
— Какие?
— А их нет. Но для тебя, — и добавил, поясняя взглядом. — Пока я рядом.
Девушка вздохнула и покачнулась — кончен бег. Финал не радостный, а как хотелось ей преодолеть весь путь и не одной, а с Авилорном, обнять Альбину, отругать и за прогулку в местах опасных попенять, потом вернуться… И многое еще чего хотелось, но не сбылось и, вроде, кануло в небытие: месть Дзамуранчахтачантре, Аморисорну, горринам, кому-то там еще. Пустое — ничего не надо. Кроме одного — не должен был страдать невинный. Не справедливо, а без справедливости и цели нет и жизнь пуста.