Гарпагон
Шрифт:
– Что ты несёшь?! – возмутился Берг.
– Ну-ка, ну-ка! – заинтересовался губернатор. – Неси Семёнов дальше. Я слушаю. Давай!
– Ну, то есть, не лично вы, Николай Александрович, – продолжал Семёнов, – вы, Николай Александрович, в это время были заняты – а ваш новый помощник.
– Какой помощник? Нет у меня никакого нового помощника.
– Помощник! – улыбнулся Рева так, будто только сейчас понял, о чём идёт речь. – Ну конечно! Кто ж ещё! Сам-то Николай Александрович тут, естественно, не причём. Правильно я говорю, Николай Александрович, вы ж тут ни сном ни духом?
Берг посмотрел на него и содрогнулся – так, как улыбался губернатор, подумалось ему, мог улыбаться разве что голодный крокодил жирному телёнку в предобеденный час.
– Егор Петрович. Честное слово… мы же с вами… не один год…
Не успел Берг договорить, как на площади под перезвон колокольчиков и песен цыганского хора появилась колонна из семи троек, запряжённых орловскими рысаками. На первой тройке в расстёгнутом настежь тулупчике и сбитой набекрень шапке ехал племянник мэра – не совсем трезвый мужчина с огромным животом и, укутанные в одеяло молодые, на второй – цыгане с гитарами и скрипками, на третьей, четвёртой, пятой, шестой – подвыпившие гости. На последней седьмой тройке ехали официанты в окружении коробок с названием известных всему миру производителей спиртных напитков, термосов с горячими и корзин с холодными закусками.
Разогнав на своём пути толпу демонстрантов, как какую-то пугливую стайку приблудных воробьёв, первая тройка лошадей, за ней вторая, третья и все последующие, остановились возле губернатора.
Племянник мэра встал в полный рост.
Цыгане умолкли.
Племянник с торжественным видом поднял бутылку початого шампанского, сделал небольшую паузу и, насладившись произведённым эффектом, гаркнул:
– С праздником вас, Егор Петрович! С прошедшим Новым годом!
Хор грянул цыганскую новогоднюю песню.
Племянник сделал круговое движение кистью – песня оборвалась.
– Егор Петрович! – сказал он. – Разрешите от имени невесты и жениха пригласить вас отпраздновать с нами бракосочетание моей дорогой сестрицы Арины свет Николаевны Берг! Иначе говоря: будьте нашим гостем! Но для начала по народному обычаю… – племянник сделал небольшую паузу и с видом иллюзиониста, готового продемонстрировать публике коронный трюк, щёлкнул в воздухе пальцами. – Ваш выход, ромалы! Раз-два-три! Тра-та-та! – На слове: «три» цыгане выпрыгнули из саней и с величальной песней «за дружеской беседою, коль пир идёт горой…» двинулись, весело приплясывая, к губернатору. Одна из цыганок – самая молодая и красивая – протянула ему поднос с доверху наполненным водкой фужером и поклонилась в пояс. Цыгане запели громче: «Хор наш поёт припев любимый, слова текут рекой, а с нами снова наш любимый Егор Петрович дорогой!.. Пей до дна, пей до дна, мы нальём ещё вина! Пей до дна, пей до дня, чтобы жизнь была полна!»
– Пей до дна! – заорал племянник Берга.
– Пей до дна! – подхватили гости с саней.
Ничего не понимая, Рева с растерянным видом посмотрел на молодую цыганку с подносом, на племянника мэра с бутылкой початого шампанского в руке, на журналиста, пытающегося за напускным вниманием скрыть ехидную улыбку, и снова на племянника.
– Вы это чего? – спросил он. – Вы как сюда попали? Кто вас пустил? Кто-нибудь мне может объяснить, что тут происходит?!
Почувствовав неладное, племянник вопросительно посмотрел на дядю Берга.
Берг снял шапку. Вытер ею выступившую испарину с лица и, обращаясь к губернатору, сказал, что сейчас попробует всё объяснить.
– Потрудитесь, господин мэр! – повысил тот голос. – Я жду!
Берг надел шапку. Стараясь лишний раз не встречаться взглядом с Ревой, в глазах которого читалось: «Размозжу негодяя!», сказал, что молодые с гостями всё сегодняшнее утро катались в парке на тройках, катались-катались и, по какой-то ещё не выясненной причине, докатились до площади Ленина, где увидели господина губернатора, и так обрадовались этому, что решились пригласить его на свою свадьбу.
– Вот такой, значит, вышел у них, Егор Петрович, экспромт.
– Экспромт! – возмутился Рева. – А это что? – он кивнул в сторону подноса с фужером полным водки. – Тоже, скажете, экспромт, позорить меня перед народом?
– Неудачный, Егор Петрович. Согласен. Но с другой стороны, что с них, пьяных, взять – третий день гуляют, не перестают!
– Если пьют, не перестают, значит, место им в медвытрезвителе, или куда там, не знаю, сейчас отправляют пьяных!
– За что в вытрезвитель? – ахнул племянник. – Мы ж на законной свадьбе!
– Замолчи! – рявкнул на него Берг. – Какого рожна вы сюда припёрлись? Кто вас звал? Вам что, места в парке мало?
Племянник укоризненно посмотрел на него.
– Дядь Коль, зачем так говорить? Ты же сам полчаса назад…
– Что сам?!
– …через своего помощника приказал приехать к вам на всех семи санях.
– Какого ещё помощника? – упавшим голосом спросил Берг. – Зачем?
– Вот я и удивился: зачем, думаю, это тебе?
– Затем, чтобы меня скомпрометировать перед выборами, – обращаясь к Кривицкому, сказал Рева. – Точно вам говорю.
– Нет-нет-нет! – горячо возразил племянник Берга. – Дядя Коля сказал забрать вас с ёлки, и ничего больше. Это уж потом я сам решил отвезти вас в ресторан, и там, зная ваше, Егор Петрович, уважение к хорошим французским коньякам, угостить Реми Мартен пятнадцатилетней выдержки… А компрометировать ни у кого даже в мыслях не было. Поверьте!
Услышав это, Рева, казалось, задохнулся от возмущения. Ему хотелось крикнуть, что всё это неправда, что всё это ложь, накинуться с кулаками на пьяного толстяка, так некстати рассказавшего всему миру, а главное, журналисту «Российской газеты» о том, что он пьёт, а значит: лжёт.
Единственное, что он сумел выдавить из себя, было возмущённое:
– Ну, знаете!
После чего в молчаливом бешенстве потряс указательным пальцем перед лицом Берга и, в сердцах махнув рукой, демонстративно повернулся к нему спиной. Посмотрел на Введенского, поднявшего над головой плакат с надписью: «Реву – вон! Берга – на трон!», и спросил: сколько ему за труды его тяжкие заплатил господин мэр.
– Он ещё ничего не заплатил, – весело ответил Введенский. – Но, думаю, скоро заплатит.