Гарри Поттер и Лес Теней. Альтернативное окончание.
Шрифт:
– Я думаю, - Гермиона, как всегда, была полна идей, - Гарри сам услышал мысли барона. Отражающие очки должны были помешать установлению ментального контакта, и обычному человеку барон не смог бы внушить свои мысли. Но ведь Гарри – ментолегус! И сам может слышать чужие мысли…
– В спокойной обстановке, если сам не возбужден и не взволнован, - перебил её Рон, - а в момент поединка какое уж спокойствие?
– Но, Рон, представь себе, что рядом с тобой человек, обладающий гипнотическими способностями! Он умеет усиливать собственные мысли, чтобы воздействовать на других людей!
– Ты хочешь сказать, что мысли барона были такими громкими, что Гарри смог услышать их, несмотря на боевую горячку? – догадалась Джинни.
– Да, - подтвердила Гермиона, - и, наверное, это были соответствующие мысли, раз Гарри так завёлся. Может быть, Гарри увидел, что находится совсем в другом месте, и перед ним вовсе не Вольдеморт, а кто-то другой…
Гарри в очередной раз поразился проницательности Гермионы – её догадки оказались столь близки к истине. И все же она знала не всё – а иначе не стала бы оправдывать его. Как легко поймал его Вольдеморт на наживку всемогущества! И пусть он ошибся, соблазняя Гарри славой и властью, и эта ошибка позволила Гарри очнуться, сообразив, что чужая воля ведёт его в бездну. Но до того нашёптываемые врагом слова о справедливости и возмездии и его, Гарри, мессианской сущности плавно и легко, как масло на хлеб, легли на его подспудные, бессознательные чаяния и надежды – отомстить врагу за гибель близких, спасти и защитить своих друзей – и внезапно переросли в нечто грандиозное – желание повернуть судьбу мира, поменять весь ход исторических событий.
«Но я же наоборот - хотел вернуть историю в её истинное русло»,– жалобно возразил Гарри неумолимому внутреннему судье, но возражение было отметено: «ты же знаешь, достаточно один раз оступиться, и ничто не спасёт тебя от падения в пропасть. Ведь благими намерениями, как известно, вымощена дорога в ад… Проиграв, ты обрёк на смерть или позорную сдачу в плен всех жителей замка. А избежать этого было куда как просто: всего-то изначально поставить ментальный блок… Ментальный блок, который не позволил бы чужим мыслям вторгаться в твой разум» .
И в этот момент Гарри осознал, что его так беспокоит: он безо всякого усилия читал мысли и чувства окружающих: тревогу Гермионы, сочувствие и нежность Сью, суровую озабоченность Рона и волнение Джинни – чувства брата и сестры были чем-то похожи – цветом или тональностью, Гарри не мог этого выразить. Это напоминало те ощущения, которые он испытывал после того, как выпил из кубка Снейпа. А ещё похоже на испорченный радиоприёмник, который вдруг стал принимать одновременно все каналы. Если прислушиваться, в голове поднимался форменный хаос. Выражение Джинни как нельзя лучше описывало происходящее – все люди вокруг Гарри думали и чувствовали слишком громко. Даже бормотание Хельги, невесть как услышанное им через стену, было всего-навсего её внутренним монологом.
Особенно неприятно оказалось то, что Гарри неожиданно оказался посвящённым во множество мелких тайн и секретов, принадлежащих его друзьям, которыми они вовсе не намеревались с ним делиться. Ментальный щит ставиться не желал, подтверждая подозрение о том, что волшебник Гарри Поттер уступил место Гарри Поттеру сквибу. Юноша старался перекрыть потоки информации, обрушившиеся на его бедный мозг, но как он ни старался, добился лишь одного – можно было, подкрутив неведомую ручку внутренней настройки, отфильтровать чужие мысли и слушать только кого-то одного. Но если расслабиться, тут же возвращалась прежняя какофония – оказалось, что и думали все по-разному: Гермиона и, как ни странно, Джинни, – словами, Рон – картинками, а Сью и вовсе – смесью образов и ощущений.
И на дне всех душ ютился страх. Липкий, подавляющий волю и лишающий мужества страх. Никто из друзей не знал в точности, почему Вольдеморт отложил штурм замка, известно было лишь, что войско барона неожиданно отступило к лесу, и всякая активность в лагере противника прекратилась. Это было непонятно, необъяснимо, и потому казалось особенно жутким – вот так сидеть и бездействовать в ожидании неизвестно чего.
Поэтому по молчаливому соглашению все разговоры о том, что может их ожидать, были под запретом. Остальные обитатели замка готовились к штурму, а друзья – бывшие друзья? – нет, всё-таки друзья! – собрались вокруг Гарри, то ли хотели поддержать его, то ли даже обессиленный и проигравший он оставался для них неким символом, объединяющим началом, одним присутствием делавшим их сильнее.
И каждый старательно избегал упомнинаний о возможном страшном исходе, даже мысленно отгораживаясь, кто чем мог, Гермиона – логикой, Джинни – нарочитой бодростью. Рон держался лучше всех, именно из его мыслей Гарри извлёк реальную информацию о положении вещей, но и он был подавлен. Спокойней всех казалась Сьюзен – но причина этого спокойствия была проста: девушка спряталась от ужаса осознания действительности, уверив себя, будто ей всё равно, что будет дальше. Смирение и полная покорность судьбе защищали её не хуже, чем черепаху – панцирь, помогало ещё и то, что сейчас она была поглощена заботой о Гарри.
Ласковые прикосновения её руки к воспалённому лбу несли облегчение, но Гарри чувствовал, что сама Сью тоже ощущает некоторый дискомфорт физиологического свойства, она то и дело беспокойно ёрзала на краю его постели, меняя позу. Когда Сьюзен в очередной раз зашевелилась, Гарри благодаря неожиданно проснувшемуся дару вдруг понял причину. И этой причиной оказался он. Сью совсем не понравилось то, что произошло прошлой ночью в ванной. Он вспомнил, как широко распахнулись от боли её глаза, и она невольно отпрянула. «Сьюки, тебе больно?» – испуганно спросил Гарри, но она помотала головой, придвинулась и обняла его крепче. Она обманула его, а он не понял этого, поглощённый собственными ощущениями, не замечал, как замёрзла она в остывшей воде. Нежный и искренний порыв, приведший девушку к нему, угас, но признаться, что ей плохо, Сью не решилась, и принесла себя в жертву – ему, Гарри, во имя его победы. А он взял и проиграл.
Гарри стало совсем гадко. Зачем, зачем она так повела себя, зачем тогда не сказала ему правды? Она же могла признаться, когда они одевались, и он увидел розоватую струйку воды, стекающую по внутренней поверхности её бедра? Сердце пропустило удар от острого ощущения её беззащитности перед ним, и он в раскаянии потянулся полотенцем стереть следы преступления с перламутровой кожи, но Сью задрожала, словно пойманная птичка, и отстранилась от него. Чтобы через минуту снова уверять его, что ей было хорошо и совершенно не больно. Почему она его обманула?
Чтобы не расстраивать перед поединком, в ночь, которая могла стать для него последней? Возможно, это был действительно нелёгкий выбор, но Гарри казалось, что Сью поступила бы так же, даже если бы не было никакого поединка, в силу одной лишь своей жертвенной сущности. Но ведь любая жертва не приносит тому, кому она предназначалась, ничего – кроме вины и угрызений совести…
Всё тело скрутила внезапная судорога, вызванная исключительно психологическими причинами: Гарри просто задыхался от жалости к Сью и сознания своего позора, чувствуя, как её нежная, как шёлк, ладошка гладит его щёку и взлохмачивает непослушные волосы на затылке. Он просто урод. Он притягивает проблемы к себе и окружающим. Мальчик-который-терпит-неудачу-во-всём-за-что-берётся. Несмотря на все магические предметы, которые ему помогали…