Гарри Поттер и Принц-Полукровка (пер. Эм. Тасамая)

Роулинг Джоан Кэтлин

— Я — нет, — возразил Гарри. — Я обещал Думбльдору никуда отсюда не уходить.

— Ах да, — сказал Рон. Он почистил еще пару стебельков и спросил: — А ты расскажешь Думбльдору про Злея и Малфоя?

— Ага, — отозвался Гарри. — Я бы рассказал всякому, кто способен это пресечь, а Думбльдор — первый в списке. Я бы, может, и с твоим папой поговорил.

— Жалко, ты не слышал, что все-таки делал Малфой.

— Откуда? Он же отказался говорить Злею.

Они помолчали, а затем Рон поинтересовался:

— Ты, конечно, знаешь, что тебе скажут? Папа, Думбльдор и все-все? Они скажут: Злей на самом деле не собирался помогать Малфою, а просто

хотел выяснить, что тот задумал.

— Они же не слышали его интонаций, — без выражения произнес Гарри. — Никто бы не мог так правдиво сыграть, даже Злей.

— Да я чего… я просто так, — пожал плечами Рон.

Гарри, нахмурившись, повернулся к нему.

— Но ты-то сам мне веришь?

— Да, да! — сказал Рон. — Честно! Зато они все убеждены, что Злей — член Ордена.

Гарри ничего не ответил. Он уже думал о таких возражениях и словно бы слышал голос Гермионы: «Гарри, но ведь очевидно, что он притворялся, будто хочет помочь, а сам хотел выудить из Малфоя, что тот затевает»…

Но это только в воображении — ему не удалось рассказать Гермионе о подслушанном разговоре. Когда он вернулся на вечеринку Дивангарда, она уже ушла — так, по крайней мере, сказал раздраженный Маклагген, — и в общей гостиной ее тоже не было. А рано утром Гарри с Роном отправлялись в Пристанище, и Гарри едва успел пожелать Гермионе счастливого Рождества и шепнуть, что на после каникул у него есть очень важные новости. Правда, непонятно, слышала ли она; в то же самое время за его спиной Рон прощался с Лавандой — целиком и полностью невербально.

Одно, по крайней мере, Гермиона точно не сможет отрицать: Малфой определенно затевает какую-то пакость, и Злею об этом известно.

— Я же говорил, — с полным правом твердил Гарри Рону.

К сожалению, ему пока не представилось случая побеседовать с мистером Уэсли: тот все время работал допоздна, даже в Рождество. Но к вечеру все семейство Уэсли и гости собрались в гостиной. Джинни украсила ее так пышно, что она казалась эпицентром взрыва бумажных гирлянд. Верхушку елки венчал ангел, и никто, кроме Фреда, Джорджа, Гарри и Рона, не знал, что на самом деле это садовый гном, который укусил Фреда за лодыжку, когда тот вышел надергать морковки к рождественскому ужину. Его заставили остолбенеть, выкрасили золотой краской, запихнули в миниатюрную балетную пачку, приклеили на спину маленькие крылышки, и теперь на собравшихся злобно взирал самый уродливый в мире ангел с большой лысой головой-картошкой и довольно-таки волосатыми ногами.

Считалось, что все слушают по радио праздничный концерт любимой певицы миссис Уэсли, Селестины Уорбек. Из большого деревянного приемника неслись мелодичные трели. Флер, очевидно, находила Селестину невыносимо скучной и разговаривала, не понижая голоса. Миссис Уэсли, гневно раздувая ноздри, то и дело тыкала волшебной палочкой в сторону регулятора громкости, отчего рулады звучали все мощнее. Когда началась почти джазовая композиция под названием «Котел, полный крепкой и сладкой любви», Фред и Джордж рискнули затеять с Джинни игру в хлопушки. Рон украдкой поглядывал на Билла и Флер, словно надеялся набраться опыта. Рэм Люпин, худой и оборванный, как никогда, сидел у камина и смотрел в огонь, точно не замечая пения Селестины.

О, приди, ты приди, мой котел помешай,Если сделаешь это как нужно,Я сварю тебе крепкой и сладкой любви,Что

согреет тебя ночью вьюжной.

— Мы танцевали под это, когда нам было восемнадцать! — воскликнула миссис Уэсли, утирая глаза вязанием. — Помнишь, Артур?

— А-а? — встрепенулся мистер Уэсли. Он чистил мандарин и отчаянно клевал носом. — Да-да… чудесный мотив…

Он с усилием выпрямил спину и глянул на Гарри, который сидел рядом.

— Извини, — сказал он, мотнув головой в сторону радио. К Селестине присоединился хор. — Это скоро кончится.

— Ерунда, — улыбнулся Гарри. — Как в министерстве, дел много?

— Очень, — ответил мистер Уэсли. — Был бы толк, я бы не возражал, но… три ареста за два месяца и, похоже, ни одного настоящего Упивающегося Смертью… только никому не говори, — прибавил он, внезапно окончательно проснувшись.

— Неужели Стэна Стражера еще не отпустили? — изумился Гарри.

— Увы, нет, — проговорил мистер Уэсли. — Думбльдор, я знаю, обращался напрямую к Скримжеру… то есть, все, кто допрашивал Стэна, единодушно считают, что он такой же Упивающийся Смертью, как этот мандарин… но высшим чинам надо создать видимость бурной деятельности, а «три ареста» все-таки лучше, чем «три ошибочных ареста с последующим освобождением»... но это тоже строжайший секрет…

— Я никому не скажу, — заверил Гарри. Он помолчал, раздумывая, с чего бы начать, а Селестина Уорбек тем временем завела балладу «Своим колдовством ты украл мое сердце».

— Мистер Уэсли, помните, что я говорил на вокзале перед отъездом в школу?

— Я проверял, Гарри, — тут же ответил мистер Уэсли. — Обыскал дом Малфоев. Мы не нашли ничего, ни разбитого, ни целого, чему там быть не полагалось.

— Да, знаю, я читал в «Прорицательской»… но тут другое… посерьезнее…

И Гарри рассказал мистеру Уэсли о подслушанном разговоре. Люпин повернул голову в их сторону, внимая каждому слову. Когда Гарри закончил, наступило молчание, лишь тихо ворковала Селестина:

О, бедное сердце пропало мое,Его чародейство украло твое…

— Гарри, а тебе не приходило в голову, — начал мистер Уэсли, — что Злей просто…

— …притворялся, предлагая помощь, а сам хотел выяснить, что задумал Малфой? — быстро закончил за него Гарри. — Я так и думал, что вы это скажете. Но можно ли знать наверняка?

— Знать — не наша забота, — неожиданно вмешался Люпин, который повернулся спиной к огню и смотрел на Гарри мимо мистера Уэсли. — А Думбльдора. Он доверяет Злодеусу, и этого должно быть достаточно.

— Но допустим, — возразил Гарри, — только допустим… что Думбльдор ошибается…

— Подобное я слышал уже много раз. В конечном счете это вопрос доверия Думбльдору. Я ему доверяю; следовательно, доверяю и Злею.

— Но Думбльдор тоже может ошибаться, — не унимался Гарри. — Он сам так говорит. А вам…

Он поглядел Люпину прямо в глаза.

— … Злей правда нравится?

— Я не испытываю к нему ни приязни, ни вражды, — сказал Люпин. — Это правда, — добавил он, заметив скептическое выражение на лице Гарри. — Конечно, мы никогда не станем добрыми друзьями после всего, что было между ним, Джеймсом и Сириусом; слишком много обид. Но можно ли забыть, что пока я преподавал в «Хогварце», Злодеус каждый месяц готовил мне аконитовое зелье, причем абсолютно правильно, чтобы я не страдал, как обычно при полной луне.