Гастролеры и фабрикант
Шрифт:
– Восемьдесят тысяч, – почти шепотом ответил «граф».
Алексей Васильевич и Феоктистов невольно переглянулись.
– Поздравляю, – на полном серьезе произнес Огонь-Догановский. – Весьма неплохая сумма.
– Да, неплохая, – согласился Давыдовский. – Если еще учесть, что половина этих денег досталась мне в качестве прибыли по закладным.
– Как это? – поднял брови Огонь-Догановский. – Стопроцентная прибыль? – Он мельком взглянул на Феоктистова. Тот слушал очень внимательно. – И за какой период?
– Вы
– Ну, может, и поверим, – сказал Феоктистов, поощряя тем самым «графа» ответить на вопрос.
– За три дня, – оглядевшись по сторонам, заговорщицки произнес Давыдовский.
– Не может быть, – не совсем уверенно сказал мильонщик.
– Я тоже вначале так думал, что такое невозможно, – посмотрел на него «граф». – Покудова не заимел вот это… – Давыдовский расстегнул саквояж и приоткрыл его. Он был полон денежных купюр. – И это уже во второй раз!
– И где же, ваше сиятельство, можно получить такую прибыль за три дня? – удивленно спросил Огонь-Догановский. – Вероятно, игрою на бирже?
– Н-не совсем… – замялся «граф».
– Да говорите же, здесь все свои, – произнес Огонь-Догановский и посмотрел на Феоктистова, как бы принимая его в категорию «свои». На что фигурант незамедлительно кивнул.
– Прошу прощения, господа, но… не могу, – виновато произнес Давыдовский. – Это не моя тайна, и мне строго было велено не говорить о ней ни с кем и ни под каким предлогом…
– Но граф… – попытался было настоять Огонь-Догановский, однако у него ничего не вышло. Счастливый обладатель восьмидесяти тысяч сделал печальные глаза и, прислонив подбородок к груди – что означало «честь имею», – отошел от собеседников…
Какое-то время Огонь-Догановский и Феоктистов молчали, всяк по-своему, очевидно, переживая новость, как это за три дня можно удвоить свои капиталы, практически ничего не делая. Наконец Илья Никифорович произнес, глядя в спину медленно удаляющегося Давыдовского:
– Скажите, вы давно знаете графа?
– Давно, – ответил Огонь-Догановский, внутренне усмехнувшись.
Похоже, «рыбка» заметила наживку и уже заинтересовалась ею. Недалек тот час, когда она решится ее попробовать и… попадется на крючок. Главное теперь было не спугнуть ее!
– И что же он за человек?
– Это человек очень хороший и надежный, – ответил опытный мошенник с некоторой легкой обидой, как будто за этим вопросом скрывалось недоверие к его знакомому.
– А как вы думаете, в какое такое предприятие вкладывает свои деньги граф. Что приносит ему стопроцентную прибыль за столь короткий срок? – с недоумением спросил Феоктистов.
– Не знаю, – признался Огонь-Догановский. – Но мне кажется, не в очень законное.
– Знаете, – посмотрел на Алексея Васильевича мильонщик, – когда ваши вложения удваиваются за три дня, становится неважным, законное ли это
– М-м, – пожевал губами Огонь-Догановский и ничего не ответил.
На следующий день они снова, как бы случайно, встретились, обедая в «Славянском базаре». Граф был задумчив и, кажется, слегка опечален.
– Что с вами, граф? – поинтересовался Огонь-Догановский, – тревожно поглядывая на своего приятеля. – Вас уже не радуют удачные капиталовложения?
– Радуют, – криво улыбнулся Давыдовский.
– Так в чем дело? – продолжал допытываться Алексей Васильевич.
– Собственно, ни в чем, – попытался уже нормально улыбнуться «граф». Но… на этот раз не получилось.
– Но мы же видим, что вас что-то угнетает, – посмотрел на Феоктистова Огонь-Догановский, как бы приглашая его в союзники.
– Право, это… личное, – не сразу ответил «граф».
– Прошу прощения, – заметил ему на это Огонь-Догановский, – но здесь собрались ваши искренние друзья, и именно в личных делах помощь друзей и является необходимой.
– Да? – все еще не решаясь открыться, спросил Давыдовский.
– Разумеется, – твердо ответил Алексей Васильевич, отправляя в рот тарталетку с икоркой.
– Верно, это дела душевные, – произнес, обращаясь к Алексею Васильевичу, Феоктистов.
– Да? – посмотрел на «графа» Огонь-Догановский.
Давыдовский смущенно отвел взгляд.
– Тогда тем более надлежит искать помощи друзей, – заметил Алексей Васильевич.
– Ну, хорошо, – наконец сдался «граф». – Речь идет о женщине.
– Мы это уже поняли, – усмехнулся в бороду Феоктистов.
– Она замужем, поэтому… поэтому…
Его глаза повлажнели. Не верилось, что такой сильный и мужественный мужчина, как «граф», может быть столь сентиментальным.
– Да говорите же вы наконец! – настоятельно произнес Огонь-Догановский.
– Наше последнее свидание с ней закончилось тем, что она попросила более не искать с ней встреч. Вот уже неделю, – Давыдовский беспомощно глянул на Алексея Васильевича, и в его глазах стояли слезы, – целую неделю я не вижу ее. И это просто невыносимо! Она явно избегает меня, перестала бывать там, где можно встретить меня, да и вообще, похоже, перестала выходить из дома. Нет, – проглотил слезы «граф», – я просто не вынесу этого.
– Так она что, разлюбила вас? – спросил Огонь-Догановский.
– Нет! – с жаром воскликнул «граф». – Она не раз признавалась мне в любви. Просто она порядочная и очень достойная женщина и не хочет причинять боль своему благоверному.
– «Но я другому отдана и буду век ему верна»? – процитировал строки из восьмой главы «Евгения Онегина» Огонь-Догановский. – Так выходит?
– Не смейтесь, прошу вас, – совсем жалостливо посмотрел на Алексея Васильевича «граф». – Это вовсе не смешно…