Гавань разбитых ракушек
Шрифт:
Ольга закрылась в кабинете и отыскала резюме Лары. Интересное она узнала сразу же из ее биографии, странно, что никто до этого не упомянул ей об этом. Лара окончила медицинскую академию в Твери. Это учебное заведение было одним из когорты организаций, способствующих дружбе народов, обмену опытом и помощи развивающимся странам. Значит, она знает русский язык, и неплохо знает. Не могла же она забыть за каких-то десять-двенадцать лет.
— О нет! — отмахнулась Лара. — Забыла. К сожалению, забыла. Так долго там не была, все забыла. Что-то помню, конечно, но недостаточно для поддержания разговора.
— Но что-то же помнишь?
—
Она произнесла эти слова на русском, но ужасно коверкала слова, и акцент был и впрямь такой, что с трудом узнавались слова.
— Да уж! Негусто. А как ты туда попала?
— Как и все — дешево и сердито, вот и попала. У нас чуть ли не четверть врачей у вас отучились. И меня послали.
— Хорошая академия, кстати.
— Очень, не спорю.
— Недавно у нас шумела история о ганийском принце, который там учился, уехал, а потом нашелся его ребенок от русской женщины. Представляешь? Может, ты знала этого принца? Имени, правда, не помню. Надо в сети поискать.
— Ой, ну ты веришь всему! Принц. Знаю я этих принцев. У нас в каждой деревне есть принц, и не один. Здесь, если поискать, тоже найдешь. Тех принцев, которых ты имеешь в виду, посылали учиться не в Тверь, а в Гарвард и Оксфорд.
— Наврали, значит, — рассмеялась Панова.
— Ну, не наврали, может, а так, приукрасили.
Лара шустро накрывала на стол. Ее стряпуха уже что-то приготовила к их приходу, но Лара на газовой горелке тушила овощи в томатном соусе.
— Люблю овощи. Эти девчонки мои такую жирную еду готовят, что без овощной закуски не обойдешься. Почти готово, садись за стол. На, захвати приборы.
— А не хотела бы поехать, проведать места учебы?
Лара помолчала, задумавшись.
— Наверное, нет. Не сейчас. Пусть ганийские принцы проведывают!
— Тебе смешно, а он ведь приехал в итоге, принц-то. Сына навещал.
Лара скривила губы.
— Что-что, а детей они там наплодили, это точно. И принцы, и не принцы. Лично знаю нескольких папаш таких, которые преспокойненько уехали домой потом. Давай садись уже. А то все остынет.
Лара казалась простой, но в то же время ни на секунду нельзя было усомниться в стальном стержне внутри ее. Когда разговор касался более или менее серьезных тем, она высказывалась безапелляционно и жестко. Ольга, со своими попытками дипломатического подхода, порой не знала, как реагировать. У Лары был устоявшийся взгляд на многие вещи, она считала себя вправе судить и делать выводы. И озвучивать их, даже если собеседнику это не нравилось.
— Ты осторожно, — сказала она ей, когда коснулись темы ФПРСА и проекта для лагеря беженцев. — Особо сильно в дела местных не вникай. Я, например, для них тоже чужачка, хоть и черная. До определенной степени они меня слушаются, но я знаю, где та черта, когда дальше — ни-ни. Поначалу, когда я работала в одной из клиник в Банжуле, я думала: чем больше вылечишь, тем лучше, но оказалось все не так просто. Вернее, все хорошо, пока не ввязываешься в область хирургии. А там — рай для левых деньжат. Оплата сверху кассы, мимо кассы, нулевая регистрация — нюансов много. А я-то и не знала, наивная, и пошла оперировать всех подряд, радуясь возможности набить руку и помочь людям в то же время. Получилось в итоге, что я оказалась врагом тех, кто делал левые деньги, отнимала кусок пирога, и вообще мое присутствие в операционной, где своя кухня, было
— Но я же не могу позволить им воровать из денег нашего Фонда.
— Крупно — не позволяй. А по мелочи — закрывай глаза. Они все равно это сделают, но будешь мешать — получишь полную корзину осложнений.
— Зачем тогда я здесь, если буду закрывать глаза на все?
— Странно. Нестор, например, прекрасно осознавал свою роль. А у тебя, похоже, до сих пор иллюзии на этот счет.
— Да нет у меня иллюзий. Я же работала в НПО до этого. Но все же какую-то помощь мы оказываем, какая-то часть денег идет на благое дело.
— Будто я не знаю. Конечно, идет. Но все же смотри в оба, а то заблудишься.
— А почему ты уехала из Бисау?
— У нас врачей больше, чем здесь. Устроиться в негосударственную клинику сложнее. Платят мало. А здесь мне и платят неплохо, еще и жильем обеспечивают из-за того, что приезжая. Так что меня устраивает.
— У тебя много родных в Бисау осталось?
Лара пожала плечами и задумалась, словно подсчитывая.
— Да в общем-то почти никого. Я родом с малюсенького острова, воспитывалась у миссионеров, так что больше общалась с ними, нежели с родными. Они и имя мое изменили, в честь святой Лауры назвали. Родное имя такое сложное было, что им показалось еретичным. Они всех там старались переименовать.
— А твоя семья не против была?
— Как-то не сложилось у нас с родственными связями. Им было все равно.
— У тебя фамилия такая… испанская, что ли. Тоже миссионеры наградили?
— Португальская. Мы же были португальской колонией, хотя те острова, откуда я, Биссагос, никогда толком под Португалией не были, так, одно название. Англичан у нас было больше, чем португальцев. Я поэтому английский куда лучше португальского знаю.
— Тебе здесь нравится?
Лара махнула рукой.
— Нормально. А тебе?
Метнула любопытный взгляд.
— Пока еще не поняла.
— Не торопись. Все успеешь.
До дому она Ольгу проводила. Жила Лара недалеко от Пановой, тоже снимала дом, но намного проще. Жила одна. Семьи у нее не было. Ни мужа, ни детей. Это вызывало нарекания среди старейшин деревни, но авторитет доктора все же перевешивал. Даже когда она шла по ночной улице с Ольгой, сидящие на улице любители потрепаться уважительно приветствовали ее. Приветствовали они и Ольгу, но то было другое — она видела в их глазах любопытство, доброжелательность, улыбку, но не уважение.
Пол сдержал свое обещание, и на выходные они поехали в Банжул. Ольга взяла офисную машину, пригласила Лару, но та отказалась, сославшись на дела. Повел машину Пол, весело улюлюкая:
— Давненько я за рулем такой игрушки не сидел!
— Корпус Мира своим волонтерам «Лендроверы» не выдает?
— Скажешь тоже! Даже велосипеды не выдает, сами приобретаем, когда надо. Знаешь, сколько нам платят? Сто пятьдесят баксов в месяц. Для африканца это много, для американца это ноль практически. И все равно выживаем. Ты первый раз выезжаешь за пределы родной Маракунды?