Гавань разбитых ракушек

Муратова Ника

— Нет. В лагерь беженцев ездила.

— Тогда смотри по сторонам, любуйся пейзажами Гамбии.

Они ехали мимо довольно однообразного пейзажа — красный песок за пределами когда-то асфальтированной дороги, ныне изъеденной рытвинами с острыми краями, низкорослые в большинстве своем деревья, на фоне которых резко выделялись баобабы с огромными, необъятными стволами и высоченной раскидистой кроной с толстыми ветвями и маленькими листочками. Иногда встречались кокосовые пальмы, тоже возвышающиеся над остальными деревьями. Около хижин, как правило, обязательно росло манговое дерево. Сезон манго как раз начался, но зрелые плоды привозили с верховьев реки Гамбии, где температура воздуха была градусов на десять

выше, а здесь, ближе к океану, плоды манго еще не дозрели и многочисленными тяжелыми зелеными шарами висели на тонких, но крепких ветвях.

Небольшие деревеньки сигналили пестрыми крышами, вскоре дорога выровнялась, вдоль нее потянулись электрические провода, и даже показались придорожные фонари.

— Приближаемся к Брикаме, а там и до пригорода Банжула недалеко.

— А что, в сам Банжул не поедем?

— Если хочешь, съездим. Это займет около часа, но там смотреть практически нечего. Но, может, в другой раз? Сегодня нас уже ждут.

— Кто?

— Мои друзья. В одном из фешенебельных ресторанов по выходным устраивают шведский стол, избавляются от всех оставшихся за неделю продуктов за вполне сносную цену. А мы же питаемся черт-те чем — рис, фасоль, трава и касава, вот на таких праздниках и отъедаемся впрок. Еще и сумки набиваем. Тебе тоже понравится.

Ольга хоть и не бедствовала финансово, но возможности рынка Маракунды были столь ограниченны, что у нее аж дух захватило, когда она увидела обилие разнообразной еды на столе ресторана «Миранда». Курица, приготовленная разными способами, запеканки, салаты, говядина с винным соусом, отличные пышные булочки — она накинулась на еду наравне с друзьями Пола. А их собралось там человек десять. Всем лет по двадцать — двадцать пять, молодые, веселые, имеющие в запасе миллион историй из жизни в деревне, мечтающие повидать мир, пока есть возможность. Ольге пока нечего было и рассказывать. Ее прошлое вызвало у них гораздо больше интереса, о России они знали лишь понаслышке, Гамбию же — как свои пять пальцев. Они были рады новым «ушам», чтобы повторить свои истории.

— Когда я приехала, — рассказывала блондинка Сара с плечами профессиональной пловчихи, — нас заставили принимать участие в упражнении под названием «День из жизни гамбийской женщины». Лучше бы назвали «Как поскорее сдохнуть». Нас растасовали по разным деревням и заставили проделать в точности то, что проделывали женщины деревни. Хуже, чем в армии. Встали до рассвета, начали готовить завтрак на углях. Пока их разогреешь, эти чертовы угли, можно с голоду помереть! Потом вычищали дом и землю вокруг дома, при этом еще и за оравой детей надо было смотреть. Едва разогнули спины, пора готовить обед. Покормили мужиков, которые весь день сидели где-нибудь в тени и пили чай, убрали за ними, они ведь с места не встанут помочь. Потом всей женской тусовкой отправились на рисовое поле, чтобы несколько часов кряду сажать рис, с перерывом на кормежку. Потом…

Тут все рассмеялись, так как знали продолжение.

— Потом я не выдержала и сбежала. Бежала так, что грязные пятки сверкали, как ржавый медяк.

— Тускло сверкали, замечу, — вставил Пол.

— Да неважно. У тебя, что ли, чистые? Так вот, заперлась я в своем бараке и до вечера дрыхла. Короче, что я поняла из этого упражнения, так это то, как паршиво быть гамбийской женщиной.

— Ну это я и без упражнений поняла, — вставила Панова. — Правда, у нас в российской глубинке женщинам тоже несладко приходится.

— Хуже, чем здесь, быть не может, — возразила Сара. — Уж поверь мне. Я после этой тренировки смотрю на них, как на героинь с пожизненной каторги.

«Миранда» располагалась в тенистом уголке жилого респектабельного района. Ольга оглядывала шикарные трехэтажные дома с солнечными мансардами на крыше, сверкающие «Лексусы»

и «Порши», проезжающие мимо, холеные лица женщин, чинно восседающих за рулем новехоньких машин. Похоже, в Гамбии существовал все-таки мир богатства и роскоши, просто он был так далеко от многочисленных деревень, раскинутых по всей стране, что поверить в него можно было, только приехав и увидев своими глазами.

— Кто живет в этом районе?

— Да кто угодно. Правительство, дипломаты, бизнесмены. Таких районов много в пригороде Банжула.

— А мы там бьемся за каждый бутут [7] для беженцев, — криво усмехнулась она.

— Они тоже бьются за каждый бутут. Только для себя, — промычал Пол с полным ртом.

— Да это везде так! — добавила Нэнси, маленького росточка худенькая американка, на вид совсем девочка. — Можно подумать, только в Африке. Вы лучше кушайте и сумки набивайте, а то скоро закроются.

7

Бутут — гамбийская монета, 100 бутутов — один даласи.

— Ты не смотри на нас, — пояснил Пол, — от голодухи что только не сделаешь. У нас тут негласное правило — если идешь в «Миранду», бери с собой сумку пошире и надень брюки с широкими карманами. Что успеешь спрятать, то твое.

Ольга недоверчиво покосилась на него. Не похоже, что он и его друзья собираются прятать кусок курицы в карманы. Но Пол улыбался, и было непонятно, шутит он или нет.

Они так наелись, что сил хватило только на то, чтобы отлежаться в доме Сары и посмотреть телевизор. В пять они двинулись назад, заехав по дороге в пару супермаркетов, где Ольга закупила пять больших коробок разных консервов, итальянского молотого кофе и вина. На душе стало сразу как-то приятнее, хоть за свой желудок она теперь была более спокойна.

Глава 14

Прошло три месяца, самых тяжелых, полных вечеров отчаяния, депрессии и безумного желания уехать домой немедленно. Никто не предупреждал, что будет так тяжело, никто не предупреждал, что отчаяние будет таким глубоким. Но по прошествии трех месяцев она ощутила, что внутри произошел какой-то перелом. Просветление. Она стала легче реагировать на окружающую действительность. Увлеклась работой, стала больше понимать людей вокруг и почувствовала даже некую причастность к жизни Маракунды, начала учить волоф и мандинку — языки, на которых разговаривали почти все в этом регионе. Привыкала потихоньку обниматься при встрече и подолгу спрашивать и выслушивать, как дела у всех родственников до десятого колена. Привыкла есть острую пищу и пить биссап — чудесный цветочный отвар пурпурно-красного цвета. Его делали таким сладким, что тягучий сироп приходилось разбавлять водой. Маленькая бутылочка с биссапом всегда стояла в ее офисе. Она начинала улавливать интонации и понимать отдельные слова. В клинике, при которой находился их офис, она прислушивалась к оживленной болтовне женщин и что-то даже понимала, хотя общий смысл их веселья или конфликтов все равно оставался для нее закрытым. Это подбивало ее учить языки более интенсивно.

Труднее всего было не поддаваться на провокации попрошаек. Чаще попрошайничали дети, и просили они только у нее, зная, что у соплеменников просить бесполезно.

— Я голоден, тубаб!

— Дай даласи на хлеб!

— Я не завтракал!

Она научилась избегать контакта глазами и просто шагать мимо. Не останавливаясь. Иногда ее охватывало раздражение, и она вступала в беседу:

— А почему ты не в школе? А почему не помогаешь матери?

Иногда чувство вины за их хронический голод пересиливало, и она делилась хлебом.