Гаяна
Шрифт:
Эла ласково прижалась к плечу мужа, но, глянув на нас, спохватилась.
– Стол с едой - не археологическая находка, - сказала Эла.
– Он не привык долго ожидать…
После обеда мы послушали гаянскую музыку, певучую и темпераментную. Звуки невидимых для нас инструментов (мы слушали запись) напоминали звучание современных земных электроинструментов. Что же касается самих мелодий - да простят меня ценители только классической музыки!
– то, что мы услышали, было в духе любимого мною джаза…
Впрочем, не один я грешен. Хоутон предусмотрительно прихватил с собой карманный кристаллофон и, в свою очередь, включил его.
Евгений Николаевич, сидевший возле торшера и смотревший телевизионную программу, привскочил.
– Ну зачем так резко, Боб - недовольно произнес он.
– И ни с того, ни с сего…
– Как?!
– возразил Хоутон, выключая кристаллофон.
– Разве вы не слышали сейчас гаянскую музыку?
– Я увлекся известиями, но, разумеется, слышал бы, если бы она была…
– Звездолюб не виноват, - объяснила Эла.
– Мы включили запись по Телепатону, а ее слышит лишь тот, кто хочет ее услышать - А для остальных - тишина?
– спросил Шелест.
– Конечно.
– Удобно!
– засмеялся я.
– Одни танцуют, а рядом - спокойно читаю!..
– Раскрою один секрет, - сказал Ган.
– Эла хочет сегодня все устроить похожим на земные обычаи, ты ведь кое-что рассказывал Юль, ани… - повернулся он к Хоутону.
– Кажется, после еды положено танцевать? Вероятно, для улучшения пищеварения? Весьма разумно, ани. И почему бы нам сейчас не ускорить обмен веществ?
– Не совсем так ты понял, долгожитель, - пробормотал Боб, - но давайте и потанцуем.
– Только немного, ани, - попросил Ган.
– Юль рассказывала об одном фильме, показанном тобой, когда вы летели к нам… Люди до того натанцевались, что шатались и падали от усталости, даже теряли контроль над собой и почему-то ссорились…
Андрей Шелест пришел в ярость и едва сдержал себя.
– Ну, погоди, - тихо произнес он, наклонясь к Бобу, - дома я поговорю с тобой!
– Командир, - шепотом попытался оправдаться Хоутон, - ну что там было особенного: веселая компания и только!
– Стоп: на нас смотрят - танцуй!
– И дружески обняв Боба, так что у того хрустнули косточки, Шелест громко сказал, обращаясь к хозяевам: - Наш Хоутон - неисправимый любитель старины… Он показал Юль кадры старого фильма…
– Командир, - повернулся к Шелесту Боб, оттирая внезапно взмокревший лоб, - у меня с собой большинство кристаллов - американский ультрамодерный джаз. Как быть? Предметная музыка…
– Выбери полегче, что ж теперь делать, В следующий раз - советуйся. Извините, ани, это мы обсудили, что вам предложить послушать… - по-гаянски объяснил он Гану.
– Да, пожалуйста, - наклонился долгожитель.
Боб, хотя и неплохо владеющий русским, понял слова Шелеста в смысле «самая легкая музыка» и с удовольствием кинул в кристаллофон синюю сверкающую горошину.
Из аппарата вырвался дьявольский вопль, паровозное шипение и ритмичное постукивание костей: началась знаменитая «Чечетка в аду»!
Даже я отвернулся и посмотрел на командира. Андрей побледнел и опустил голову. Боб выключил кристаллофон, растерянно поморгал и торопливо заменил запись.
– Вальс… - хрипло объявил он.
Визит наш затянулся до часа ночи, и всем было весело. На прощание отведали гаянского освежающего чая, густого и кисловатого, и поднялись…
Домой нас вызвалась доставить Эла - Ган остался немного поработать. Мы спустились на лифте, вышли на улицу и, несмотря на поздний час, увидели массу гуляющих Небоскребы фосфоресцировали в темном небе всеми цветами - светящиеся краски, прозрачные днем, сейчас превратили их в горящие факелы самых необыкновенных форм.
Улицы залиты белым светом, а в небе пляшут, мерцают, вращаются, взрываются и гаснут, рассыпаясь на тысячи осколков, декоративные разноцветные огни.
Мы впервые знакомимся с гаянским искусством светописи. Несмотря на калейдоскопичность этого феерического зрелища, легко различаешь, что мириады огней составляют нечто огромное целое - одни орнаменты сменяют другие. Вслед за ними в высоте появляются целые огненные картины - жанровые и бытовые сценки, их сменяют дружеские шаржи и острые карикатуры, вызывающие общий смех, но еще не совсем понятные нам.
На фасадах домов сияют неподвижные (чтобы не отвлекать внимания от основной программы) названия кафе и… рекламы! Последнее так удивило нас, что мы обратились за разъяснением к Эле.
– Да, реклама, - согласилась она.
– У нас нет магазинов в вашем смысле, но ведь остались ателье и «Дома необходимых вещей» различных назначений. Реклама помогает найти нужный дом или ателье, да и приятнее заходить, когда вокруг нарядно и празднично.
Видя, что нас заинтересовала ночная столица, Эла предложила пройтись до ближайшей площади и там взять свободный Гравитомобиль. Прохожие узнавали нас, радостно приветствовали, так что мы устали поднимать руки и отвечали им кивком головы, улыбкой или взглядом.
Вообще суетливость, беготня, громкий, обращающий на себя внимание разговор считались признаком дурного тона. Только неуемное любопытство гаянцев было, пожалуй, единственным, что порой лишало их внутреннего равновесия и сдержанности. Но и на этот раз никто не подошел к нам с расспросами, не просил автографа Зато фотографировали нас чуть ли не на каждом шагу.
– Я чувствую, как худею, растворяясь в снимках, - смеялся Хоутон.
– Столько людей в поздний час… - заметил Евгений Николаевич, привыкший проводить ночи в обсерватории и потому удивленный больше всех.