Гаяна
Шрифт:
Теперь я полностью уверовал в аквалет. Несколько глубоких виражей - и, выйдя на прямую, я, осторожно работая рулями, положил аквалет на спину и сделал бочку; еще одну - вправо.
Влево, вправо, влево…
Прибавив скорость, иду на петлю, но в верхней точке фигуры переворачиваю машину через правое крыло из положения вниз головой в обычное - получается настоящий иммельман.
И все же я не чувствую скорости. Так бывает на самолете в облаках. Вот если бы в поле зрения попало что-нибудь… Но берег далеко, дна не видно, а небо - блестящая поверхность моря надо мной, напоминающая крышу оранжереи, - очень однообразно.
Я отворачивал и вправо, и влево, кружил на месте, пока не выпросил у своей снисходительной фортуны лакомый кусочек приключения…
Вдалеке я увидел огромную рыбину и устремился к ней.
Она то летела стрелой вперед, то, мгновенно меняя направление, взмывала вверх или уходила вниз, но я прочно «сел ей на хвост». Аквалет слушался малейшего движения рулей и охотно выполнял развороты с большими кренами, чуть не на месте.
Бедной рыбине временами удавалось ускользнуть от меня, но я без труда догонял ее на прямой, и бой на виражах и вертикалях начинался заново. Дважды она попадала в струю от насоса и, оглушенная ударами воды, кувырком отлетала прочь.
Рыбина была не менее трех метров длиной, и ей приходилось затрачивать много сил, а у меня за спиной весело работал мотор, не знавший усталости. Ей все труднее ускользать от меня, движения ее стали неуклюжими, точно она надела на себя тяжелые рыцарские доспехи.
В какой-то момент наши взгляды встретились, и мне показалось, что в ее злых глазах мелькнуло отчаяние.
Наконец, напуганная, обессилевшая, она вяло расправила плавники и повернулась огромным белым брюхом кверху, как бы выбрасывая флаг капитуляции.
Я вынырнул и ре увидел берега. Включил радиокомпас, настроился на приводную радиостанцию ближайшего аэродрома и, определив направление, пошел к берегу.
– Дорогой мой, - стараясь казаться сердитым, говорил Евгений Николаевич, пожимая мне руку, - разве можно так! Я уже думал, не врезались ли вы в скалы…
– А что же, и мог бы, - подхватил я.
– Надо установить локатор, даже два-три…
– Обязательно! А теперь скажите, одним словом… Я же жду!
– Нормально!
4
С этого дня началась окончательная доводка этой замечательной машины. В аквалете появились ультразвуковые локаторы, аппаратура для наводной и подводной связи.
На больших глубинах было холодно, и я промерзал, что называется, до костей. Поэтому Евгений Николаевич оборудовал установку для электрообогрева кабины.
Под полом он установил портативную аппаратуру для магнитной и гравиметрической съемок.
– А это зачем?
– удивился я.
– Дорогой мой, - ответил Евгений Николаевич, - я хочу поделиться с вами важной новостью: наш аквалет примет участие в экспедиции профессора Егорина…
– Егорин? Ростовчанин, мой земляк?
– Он самый.
– Я читал о нем, но там не было ни слова об аквалете.
– Неудивительно: аквалет «родился», по существу, только сейчас.
– А кто будет… аквапилотом?
– ревниво спросил я.
– Найдут кого-нибудь…
Евгений Николаевич отвернулся, ища портсигар и спички.
– Ах, вон как! Ну, что ж… удачи, - разочарованно сказал я.
– Куда вы?
– Домой!
– Успеете. Профессор Егорин будет ждать вас. Я засмеялся и хлопнул хитреца по плечу.
5
Помню, в те дни в журнале «Техника - молодежи» опубликовали очерк о новой работе Глебова. Речь шла о некоторых особенностях жизни Вещества. За бойкостью изложения скрывалось нечто такое, что ускользнуло от меня. Я пожаловался Евгению Николаевичу.
– Не огорчайтесь, - сказал он.
– В науке много такого, что трудно поддается популяризации. Скажем, мы разбираемся в понятиях о продолжительности жизни любого объекта природы, будь то человек или растение, пылинка или галактика. Мы знаем: неизменного нет - и верим этому. Жизнь учит, убеждает нас: сколько ни существуй, а конец будет. Нельзя наращивать время существования бесконечно, хотя математика и воображение позволяют нам мысленно представить себе сколь угодно большое число миллионолетий.
– Верно, - согласился я, - если это бесконечно большое время не связывать с конкретными объектами природы.
– Ну а если мы начнем, так сказать, уменьшать время и пространство?
– спросил Евгений Николаевич.
– Вероятно, то же. Хотя…
– Вот видите, в этом случае труднее. Давайте совершим с вами небольшую экскурсию в глубины материи.
С помощью волшебницы-мысли мы стали быстро уменьшаться в размерах и вскоре очутились у полосатого пограничного столба с буквой «h».
– Это не что иное, - сказал Евгений Николаевич, - как символ «постоянной Планка», очень важной в современной физике.
– И обозначает она?
– Количество действия. Шагайте смелее: по ту сторону столба находится Микромир! Вот так… А сейчас - за работу.
По знаку, поданному Евгением Николаевичем, мы с ожесточением принялись дробить Пространство и Время на мельчайшие доли. Когда я уже выбился из сил и стал подумывать, что этой работе не видно конца, мой друг нанес крохотной частице последний удар, расколол ее надвое и, тяжело дыша, поднял руку.
– Хватит, - сказал он.
– Мы уже дошли с вами до точки.
– Что вы имеете в виду?
– Смотрите: это мельчайшая точка Пространства и Времени, в пределах которой еще может что-то существовать, произойти; мельчайшая с точки зрения нынешних знаний.
– Я сейчас так стукну по ней, что из нее искры посыпятся!
– Пожалуйста. Но делайте это мысленно, отвлеченно от природы вообще, считая, что Пространство и Время могут быть всегда независимыми от материи.
– Ну, на это я не согласен! Ведь Пространство и Время - это формы существования материи.