Газета "Своими Именами" №1-2 от 02.01.2014
Шрифт:
Но прошли годы. Пастернак умер. В 1981 году у Евтушенко вышла книга «Точка опоры». Это собрание литературных портретов писателей. Здесь Блок, Маяковский, Есенин, Смеляков, Твардовский, Кедрин, Мартынов, есть даже Щипачёв, названный «большим поэтом». Тут ещё и Хемингуэй, Маркес… Прекрасно! А для гениального, обожаемого Пастернака места в книге не нашлось. Не подходил он тогда для точки опоры. А ведь прошло больше двадцати лет со дня его смерти. Чего бояться-то? Нет, не подходит… Низзя!
Прошло ещё несколько лет. Выходит книга «Политика – привилегия всех». 625 страниц, тираж 200 тысяч. Её хвалил даже Горбачёв, уже будучи президентом.. И что же мы видим? Началась демократия, ускорение, новое мышление, свобода. И вот результаты. Если в «Точке» было 27 фотографий драгоценного автора, то в «Политике» уже 53. Это 100% роста! Ускорение… В той книге - фотографии, на которых автор чуть не в обнимку с Фиделем Кастро и Луисом Корваланом, но в этой их нет, а есть Ричард Никсон и Киссинджер, с которыми поэт чуть не в обнимку. В прежней книге было несколько фотографий, запечатлевших автора с простыми рабочими - как советскими, так и американскими, причем снимков с нашими рабочими было раза в три больше; теперь американские рабочие как были, так и остались, а советских – ни одного, как ветром сдуло. Вылетели из круга его интересов и симпатий строители Колымской ГЭС, магнитогорские металлурги, портовики Лены. И то сказать - что делать «русским коалам» в такой прогрессивной книге. Наконец, в той книге мы видели автора рядом с Назымом Хикметом и Валентином Распутиным, а в этой – их тоже нет, а есть американцы Апдайк и Миллер. Там – композитор Эдуард Колмановский, с которым автор сочинял весьма неплохие песни, здесь – американский композитор Пол Винтер, с которым он ничего не сочинил. Так что же всё это такое? Новое мышление и подготовка к передислокации в США. И вскоре, в этом же году, оно состоялось…
Бросить республику
с думами, с бунтами,
лысинку
южной зарёй озарив?
Разве не лучше,
как Феликс Эдмундович,
сердце отдать
временам на разрыв!
В. Маяковский.
Письмо Максиму Горькому на Капри
А он тогда был и не лысым
И даже – не пенсионер,
Когда вдруг обернулся крысой
С дредноута «СССР».
Да ведь ещё с таким проворством,
Что и не хочешь, а поймёшь:
Вся жизнь его была притворством,
Весь путь его – туфта и ложь.
Был в передаче занимательный сюжет о том, как смело, решительно Евтушенко разговаривал с Хрущевым на его известной встрече с писателями:
– Не пугайте нас, Никита Сергеевич, времена не те! И мы не те! Не позволим!.. И т.д.
Никогда я не был так близок к самоубийству, как в те минуты, когда слушал это.
Ах, Евгений, друг ситцевый, ведь есть же стенограмма той встречи, она опубликована. Там большое, на шесть страниц ваше выступление. Вот что, в частности, вы говорили: «Товарищи, когда-то Маяковский, выдающийся поэт нашей революции, чётко определил задачу социалистического искусства: «И песня и стих – это бомба и знамя». Мы никогда не должны забывать эти слова». Вот взяли бы сейчас бомбу и бросили в Соломона. Нет…
И продолжали вы тогда так: «Меня глубоко тронули, заставили задуматься слова Никиты Сергеевича о том, что у нас не может быть мирного сосуществования в области идеологии. Это правда, потому что вся наша жизнь – борьба, и если мы забудем, что должны бороться неустанно, каждодневно за окончательную победу идей ленинизма, выстраданных нашим народом, мы совершим предательство по отношению к народу… Сейчас, как никогда, я понимаю, что мы отвечаем за завоевания революции. На наших плечах ответственность перед ленинскими идеями. Бой за Советскую власть не окончен. Бой за Советскую власть продолжается!... Многие представители западной прессы, эти проститутки капитализма, пытаются очернить советскую молодежь» («Известия ЦК КПСС», №11, 1990. с.198). Тут надо заметить, что, как показало время, у социализма тоже есть свои проститутки. И они ничем не отличаются от проституток капитализма, более того, они способны обращаться из одной ипостаси в другую и обратно. Возьмите, например, Соломона Волкова и Владимира Познера: были проститутками социализма – стали проститутками капитализма и при случае могут стать снова проститутками социализма. Такая порода.
Дальше Евтушенко говорил, что проститутки капитализма «заманивают нас в свои объятья, но мы не пошли и никогда не пойдём в их объятья». Ах, как поторопился дать обещание: никогда!.. Впрочем, ведь его, кажется, и не заманивали, сам побежал по волнам океана, аки по суху, с распростертыми объятьями: «Возьмите меня, я хороший!».
Есть ещё один трогательный момент в выступлении Евтушенко на той встрече. Упомянув, что кто-то как раз в дни встречи рассказывал о Хрущёве язвительные анекдоты, и это стало известно, он гневно воскликнул: «Если бы я увидел человека, который посмел рассказывать подобные анекдоты о Никите Сергеевиче, я прежде всего дал бы ему в морду, и хотя я никогда не писал заявлений, потом я написал бы заявление на этого человека, и написал бы совершенно искренно» (там же, с.200). Доносы нередко пишутся совершенно искренне. Но не в этом дело.
Позже в статье «Фехтование с навозной кучей», которую Ф. Бурлацкий напечатал в «Литгазете», Евтушенко с усмешкой поведал, что анекдоты накануне вечером в ресторане ВТО («У бороды») рассказывал никто иной, как он сам. То есть это самому себе на другой день он готов был дать в морду, на себя грозился написать донос? Ну, это цинизм чисто солженицынского закваса. Когда Твардовский возмущенно недоумевал, кто мог передать его письмо Федину на Би-би-си, Солженицын усмехался: «Я и передал-с…». Как много общего у этих фигур – и полная метаморфоза в антисоветчину, и беспардонная брань обо всех, кто не нравится, и поместья по обе стороны океана, и вот такой цинизм.
А что касается «я никогда не писал заявлений», то это похоже на правду. Евтушенко предпочитал телефонные звонки: то Брежневу, то Суслову, Андропову, Ильичёву… Тут вспоминается история с фильмом «Сирано де Бержерак», который собирался ставить Э. Рязанов. Евтушенко ужасно хотелось сыграть главную роль, даже стихи написал:
Только когда я дышать перестану
И станет всё навсегда всё равно,
Россия поймет, что её, как Роксану,
Любил я, непонятый, как Сирано.
Трудно понять любовь через Атлантику, но самого поэта Россия, надо думать, поняла. А тогда на роль Сирано его не утверждали. Э. Рязанов писал: «Женя начал действовать по своим каналам». На этот раз – товарищу Суслову. Всё равно не помогло. Тов. Суслов уберег советское кино от образа Сирано-Евтушенко. Тогда поэт написал стихотворение, колорит которого определяли гневные вопли: труп!.. евнух… питекантроп!.. труп!.. И оно было напечатано в «Литературной газете» с посвящением не Суслову, а Рязанову. Никогда он не был так близок к мысли об убийстве Рязанова…