Газета "Своими Именами" №31 от 30.07.2013

Газета Своими Именами (запрещенная Дуэль)

Половина населения региона — китайцы, столько же представителей тюркоязычных народов мусульманского вероисповедания (42% уйгуров, 6% казахов, по одному проценту киргизов и таджиков).

В древности Восточный Туркестан был могущественным государством, оказавшим огромное влияние не только на Среднюю Азию, но и на Китай. В 1759 году китайские войска захватили регион и назвали его Синьцзяном (по-русски — “Новая граница”).

Со времени включения их земель в Китай уйгуры восставали более четырехсот раз. В 1944 году уйгурам даже удалось взять (с помощью СССР) под свой контроль западную часть Синьцзяна и провозгласить Восточно-Туркестанскую республику. Но просуществовала она лишь до 1949 года: Сталин учёл приход к власти в Китае коммунистов.

Интересно,

что Пекин практически полностью копирует советскую национальную политику. Так, в Синьцзяне есть уйгурские, казахские, киргизские и таджикские национальные автономные районы. Во главе каждого из них стоит представитель титульной нации, а его заместителем является китаец. В автономиях есть телевизионные каналы и газеты на местных языках.

Однако в отличие от соседней Средней Азии, где и в советское время, и сейчас отношение к русским было и остается вполне доброжелательным, подавляющая часть уйгуров смотрит на китайцев как на оккупантов.

Если в Средней Азии практически все коренные жители в советское время свободно говорили по-русски (и это считалось престижным), большинство уйгуров не только не владеет китайским, но и не стремится освоить его. По сути, в автономии существует негласный апартеид: живя бок о бок, уйгуры и китайцы практически не общаются друг с другом.

От этой взаимной обособленности частично страдал даже корреспондент “Росбалта”. Так, например, когда я путешествовал по Синьцзяну, мои переводчики-уйгуры наотрез отказывались обедать со мной в китайских ресторанах, так как пища в них готовится без соблюдения исламских канонов.

Такое немыслимое для среднеазитов поведение объяснялось тем, что уйгуры гораздо более ревностные мусульмане, чем родственные им мусульманские народы к Западу от границы. Большинство местных замужних женщин ходят в парандже, а мужчины среднего возраста предпочитают носить бороды.

Пекин не без оснований считает, что уйгурский сепаратизм имеет ярко выраженную религиозную подоплеку, и стремится к тотальному контролю над верующими. Детям и государственным служащим запрещается посещение мечетей, а жизнь мусульман полностью контролируется государственными религиозными комитетами, которые и утверждают кандидатуры мусульманских священнослужителей.

Такая религиозная политика Пекина практически один к одному копирует действия властей Узбекистана и Таджикистана, где также достаточно сильны позиции исламских радикалов. Причем давление властей на верующих в западном Китае гораздо сильнее, чем в среднеазиатских государствах.

Китайская пропаганда любит подчеркивать, что руководство страны учло “печальный опыт СССР”, где мгновенный переход от социалистической системы к так называемой демократии привел к хаосу и распаду страны. В Китае решили пойти другим путем: развивать в первую очередь экономические свободу, а политические права даровать гражданам постепенно. При этом была поставлена задача вкладывать деньги в развитие отсталых национальных окраин, одновременно жестко пресекая в них сепаратистские тенденции. Успехи действительно поражают. Если еще лет 15 назад улицы городов Синьцзяна были заполнены запряженными лошадьми повозками и велосипедами, а автомобили были редкостью, то сегодня внешний облик и инфраструктура автономии практически такие же, как в наиболее развитых странах мира.

Интересно, что если в советские времена Средняя Азия была гораздо более развитым регионом, чем Восточный Туркестан, то сегодня ситуация изменилась кардинально: среднеазиатские республики всё больше начинают напоминать страны третьего мира, а мусульманский Китай — развитые государства Запада. Такая политика “кнута и пряника” приносит определенные плоды. Я регулярно бываю в Синьцзян-Уйгурском районе с начала 1990-х годов и могу засвидетельствовать, что количество сторонников независимости неуклонно снижается.

Нет, уйгуры по-прежнему недолюбливают китайцев, но возможность успешного занятия бизнесом, помноженная на страх быть арестованным за сепаратизм, пересиливает абстрактные идеалы свободы. Скорее всего, локальные бунты, мгновенно подавляемые властями, будут периодически вспыхивать в Синьцзяне, но крупное и длительное по времени восстание малореально.

Учитывая опыт Синьцзяня, можно с уверенностью заключить, что если бы не беловежские соглашения, то республики Средней Азии не откололись бы от СССР. В отличие от Прибалтики, здесь некогда не были распространены сепаратистские настроения, а сегодня, когда едва ли не половина мужского трудоспособного населения региона работает в России, ностальгия по временам СССР очень сильна. Религиозность населения здесь также существенно ниже, чем в Синьцзяне, и, следовательно, процент людей, желающих жить по законам шариата, гораздо меньше.

С Северным Кавказом дело обстоит несколько сложнее. И в Чечне, и в Дагестане многие восхищаются имамом Шамилем, боровшимся с русскими колонизаторами. Примечательно, что даже в советское время в Грозном взрывали памятник “покорителю Кавказа” генералу Ермолову. Депортация Сталиным некоторых северокавказских народов и недавняя война в Чечне еще больше усилили недоверие к Центру многих жителей региона. Тем не менее, большинство северокавказцев понимает, что с обретением независимости их материальное положение не улучшится, а ухудшится и, следовательно, не поддерживает сепаратистов.

Другое дело, что современная Россия не может похвастаться такими же экономическими успехами, как Китай, и, следовательно, стимула оставаться в метрополии у северокавказцев меньше, чем у уйгуров.

Игорь Ротарь, фото автора, rosbalt.ru

ПОЛИТИКА

ТЕОКРАТИЯ ИЛИ КОНКОРДАТ

Суетливая деятельность депутатов Государственной Думы по разработке и обсуждению законопроекта «в защиту религии» является тревожным симптомом усиления не просто религиозного влияния на общество, а теократических тенденций в Российском государстве. В последнее десятилетие многие ученые и публицисты пытались акцентировать внимание российской общественности на эти тревожные факты. Достаточно вспомнить открытое письмо 10 академиков президенту РФ В.В. Путину от 23 июня 2007 года «Нужна ли науке такая забота?» Авторы письма подверглись такому глумливому шельмованию в СМИ, что воскресили в памяти «обезьяний процесс» 1925 г. в США. Парадоксальным феноменом смотрелось единство в травле ученых проправительственных кругов и так называемых «русских писателей-патриотов», группирующихся вокруг журналов «Наш современник», «Молодая гвардия», газеты «Завтра». Постмодернизм на рубеже столетий вызвал приливную волну иррационализма, крайним проявлением которого в духовной сфере общества является креационизм.

Справка. Креационизм (от лат. сrеаrе - создавать) - философско-методологическая концепция, утверждающая, что основные формы органического мира, человечество, наша планета и мир в целом созданы неким сверхсуществом или божеством. Последователи креационизма разрабатывают совокупность идей - от сугубо богословских и философских до претендующих на научность, хотя в целом современное научное сообщество относится к таким идеям критически.

Споры о том, откуда взялось все сущее в мире, начались не вчера. И креационисты, и сторонники теории естественной эволюции приводят множество доводов в защиту своих убеждений. Однако не может не настораживать то, что в последнее время креационизм постепенно «прописывается» в школах, вузах и иных учебных заведениях - где под видом изучения Закона Божьего, где - основ религии. Причем тенденция эта характерна практически для всех развитых стран, в том числе и для России. И это при том, что в соответствии с Конституцией церковь у нас отделена от государства.