Газета "Своими Именами" №32 от 07.08.2012
Шрифт:
А вот сам-то Илья Григорьевич в своих воспоминаниях уже через двадцать лет после войны писал, что ей «посвящены прекрасные повествования Некрасова, Казакевича, Гроссмана, Пановой, Берггольц, Бека (этот список, конечно, далеко не полный)» (Н.М. №1’63. С.68). За счет чьих же имён список не полный? Да ведь прежде всего за счёт как раз Шолохова, Толстого, Леонова, а также Симонова, Тихонова, Соболева... То есть он их не ставит где-то в хвосте, а вовсе не упоминает, а только тех, кто ему симпатичен. Но Шолохов, между прочим, незадолго до
«Для тех, кто не забыл 41-й год, Эренбург должен стоять первым»,– заявляет Сарнов. Я не забыл и ставлю его первым, но не единственным. Готов тебя, Беня, поставить вторым, если объяснишь, как могло случиться такое несчастье для Красной Армии и для советской культуры: ты и на фронте не был, и окопы не рыл, и вообще служил только в «Пионерской правде» да «Литгазете». А ведь вполне здоров - дожил до девяноста лет, и никогда даже очки не носил, до сих пор без палочки по редакциям бегаешь. Я-то трюх-трюх, трюх-трюх, а ты – как молодой, резвый сивый мерин...
И прими же во внимание, если говорить, допустим, о Шолохове, что у него погибла под бомбёжкой мать Анастасия Даниловна, сам он попал в авиационную катастрофу, долго лечился - такие дела не способствуют творческой активности. Где ему, романисту, угнаться было за Эренбургом с его огромным газетным опытом! А по таланту, литературной значимости, весомости Илья Григорьевич, при всей его монументальности, конечно, не в первом ряду русской литературы. Он и сам иронизировал: «Это было в пору, когда романы Эренбурга считались художественной литературой...»
Вот передо мной три книги за двадцать лет: «Газета завтра выходит» правдиста Семёна Гершберга (М. 1966), «Военная печать в годы войны» Н. Попова и Н. Горохова (М. 1981) и упоминавшийся коллективный сборник «Музы вели бой» (М. 1985). Все они посвящены одной теме, обозначенной в заглавии последней из них. В книгах говорится о многих военных журналистах. Вот, например, даже и фотография Бориса Галантера, с которым я вместе работал в «Литгазете», а рядом – неведомые мне Владимир Верховский и Путин по имени Арон, что несколько озадачивает и наводит на раздумье.
И во всех этих книгах Эренбург представлен самым достойным образом – и его собственными текстами, и фотографиями, и похвалами ему. Да ещё какими! Вот вспоминает маршал Баграмян: «С Ильёй Григорьевичем я познакомился в июле 43-го года... Мне, конечно, было хорошо известно имя талантливого писателя. Газеты с его статьями являлись в ту пору лучшим агитационным материалом, зачитывались до дыр. Перо Эренбурга поистине было действеннее автомата». И вот он явился в штаб 11-й гвардейской армии, которой командовал Баграмян. Обо всём поговорили, всё выяснили. А потом генерал «налил по рюмке коньяка, который принёс ординарец.
– За победу!
– приподнял рюмку Эренбург.
Выпив, Илья Григорьевич стал рассматривать этикетку на бутылке.
– Французский, - словно про себя заметил он», знаток данной проблемы.
Ведь скорей всего, Сарнов на это скажет: «А почему Баграмян не предложил второй тост за Единстенного? Какой антисемитизм!»
Посещал Эренбург и других генералов. Под Москвой – Говорова и Власова, под Сухиничами – Рокоссовского, позже – Малиновского...
А были похвалы Эренбургу и повыше маршальских, причём не после, а во время войны. Сам Михаил Иванович Калинин, говоря по-нынешнему, президент страны говорил: «Эренбург ведёт рукопашный бой с немцами, он бьёт направо и налево. Это горячая атака, он бьёт немцев тем предметом, который попался под руку: стреляет из винтовки, бьёт прикладом, бьёт куда попало. И в этом главная военная заслуга автора».
Я не знаю другого писателя, которого так хвалил бы президент. А псаломщику всё мало! У него, конечно, опять могут быть претензии: «Да как ни стыдно было умолчать, что ведь речь шла о Первом?»
И дальше: «Эренбург должен был изо дня в день учить науке ненависти». Да, но именно это с не меньшим успехом делали и другие. Толстой написал статью, которая так и была озаглавлена - «Я призываю к ненависти», Шолохов – рассказ «Наука ненависти», Светлов – о том же:
Я не дам мою родину вывезти
За простор чужеземных морей.
Я стреляю. И нет справедливости
Справедливее пули моей!
«Эренбургу надо было мальчикам (?) и девочкам (?) внушать: убей немца!» Какие мальчики, какие девочки? Что за детский сад? На фронте были солдаты. И им уж никак не с меньшей силой внушал то же самое, скажем, Симонов:
Так убей же хоть одного,
Так убей же его скорей, -
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
Как ещё на свой лад восславить Эренбурга? И Сарнов находит средство: «Не Сталин, а он нашёл слова для определения нравственных основ для противостояния нацизму...» А какие тут «нравственные основы» надо было определять? Всё было предельно ясно: на родину напал враг, бей его, как били наши предки! Это нынешние правители не смеют пальцем шевельнуть против мерзавцев и бандитов, грабящих страну, истребляющих народ. Им, кремлёвским куклам, всегда, во всех случаях - они же юристы, ЛГУ кончали, у Собчака учились - им необходима прежде всего «правовая база», «юридические основания».