ГД. Книга четвертая
Шрифт:
– Ужжже все? – испуганно вопросила миссис Эньо.
– Почти, – пристально следя за изменениями в докторе, ответила ей.
– А… а сам мистер Эньо, исцелиться бы не смог?
Бедная женщина не знала, куда себя деть от тревоги. За те более чем сорок минут, что мы работали над восстановлением ее супруга, она успела прибраться в подвале, повытирать пыль, коей здесь вовсе не было, смахнуть паутину, которая здесь каким-то образом была, и даже взялась помочь Бетси, нервно вязавшей шерстяной носок. Миссис Эньо связала его минут за десять, после чего попросила
– Мог, – мы завершали процесс, и мне уже не требовалось контролировать поток проходящей через меня магии, – но это бы заняло много времени и сил, а доктор Эньо, как вы несомненно знаете, никогда не тратит на себя ни то, ни другое.
– О, вы, к моему сожалению, правы – на себя у него времени никогда нет! – воскликнула женщина.
И постояв немного, осторожно спросила:
– А без вас этот камень, он… дает магическую энергию?
Вот теперь миссис Эньо вызвала уважение уже и у меня. Она не была магом, но связала мои действия с магией дома, пусть и невидимой ей.
– Без меня нет, – я извиняющееся улыбнулась ей. – Это дом профессора Стентона, миссис Эньо, и потому исцеляющая магия камня-основания действует лишь на тех, кого профессор считал своей семьей и чью ауру он вписал в магию камня. Однако, так как я являюсь магом, я могу транслировать, то есть передавать эту магию тем, кому считаю нужным.
И тут доктор Эньо, испытывающий в данный момент не самые приятные ощущения, все же счел нужным вмешаться:
– Не совсем так, мисс Ваерти. Вы можете служить проводником не потому что вы маг, а потому как этот дом принадлежит вам, и похоже, уже давно.
В этот миг я могла бы сказать многое, но сочла гораздо более верным – просто промолчать.
– Вам не следует сейчас говорить, берегите силы, – попросила я.
И доктор понял меня без слов. Лишь сжал мою ладонь на миг, и обессилено обмяк, практически теряя сознание. Но мы этого не допустили, ни он, ни я, и вскоре мистер Эньо провалился в сон, уже сон, целительный и полезный. На этом необходимость в моем присутствии отпала. Я поднялась, вверяя доктора заботам его супруги, проверила состояние мистера Илнера – тот уже тоже спал, причем здоровым крепким сном.
А после, ни на кого не глядя, поднялась по ступеням вверх, покинула подвал, почти ничего не видя поднялась на второй этаж, прошла до самого конца коридора, открыла дверь в кладовую, где хранилось заботливо выстиранное и выглаженное Бетси белье, закрыла дверь на ключ, прошла в глубину кладовой и опустилась на одну единственную имеющуюся здесь скамью.
Слез не было. Ни единой слезы.
Как в тот день, когда мы хоронили профессора. Мне казалось, что все мои чувства замерзли, оцепенели, покрылись льдом… мне казалось, их не осталось. Ничего не осталось. Только я, унылое помещение без окон, и абсолютное осознание безрадостного унылого существования в будущем.
Дверь отворилась почти бесшумно, впуская в помещение кладовой яркий свет
– Мисс Ваерти, не окажете ли вы мне честь разделить со мной вечернее чаепитие.
Мгновенно выпрямившись, как и подобает хорошо воспитанной девушке, ответила:
– Боюсь, что нет, лорд Гордан. Мне очень жаль, но данный момент не располагает к разговорчивости.
– Что ж, с удовольствием помолчу в вашей компании, – не согласился оставлять меня одну младший следователь, и протянул руку, затянутую в белоснежную перчатку.
Мне пришлось встать и покинуть место моего уединения.
Разговаривать за столом мне не пришлось – миссис Макстон и миссис Эньо с лихвой восполняли недостаток нашего с лордом Горданом молчания, своей непрекращающейся беседой. И темы для данной беседы были самые разнообразные – от рецептов чая, до обсуждения новых методов вязания шерстяных носков. Это было увлекательно, крайне. Настолько, что я делала вид, будто поглощена новой крайне полезной и важной информацией, а лорд Гордан молчал, по причине того, что нетактично было бы отрывать меня от восторженного слушанья.
Но в момент, когда дамы перешли к обсуждению рецептов чистящего средства для придания блеска фарфоровым тарелкам, лорд Гордан не выдержал, и часть стола, где напротив друг друга сидели мы, отделил бледный бело-голубой контур, погружая меня в унылую, полную осознания собственного ничтожества тишину.
– Мисс Ваерти, мне бы хотелось обсудить с вами нечто крайне важное, – начал молодой дракон.
Сделав глоток чая, который уже был изрядно прохладным, я вздохнула, заставляя себя собраться с мыслями, подняла взгляд на лорда Гордана и вежливо произнесла:
– Я вас слушаю.
Не трудно было догадаться, что речь пойдет о моем разговоре с лордом Арнелом, а пуще того – о недопустимости нашего поведения и моего согласия на помолвку, но я надеялась, что лорд Гордан не потребует от меня объяснений. Ведь сложно объяснить тому, кто не был в объятиях дракона, о том, что у находящихся в этих объятиях, едва ли работает критическое мышление.
Но я ошиблась, младший следователь вовсе не собирался говорить об Арнеле. И глядя мне в глаза, он произнес:
– Мисс Ваерти, мне очень жаль, но второй Зверь это я.
И чашка выпала из моих рук… благо падать ей было недалеко, и она рухнула на стол, даже не расплескав находящегося в ней чая.
Несколько секунд я молчала, потрясенно и растерянно глядя на молодого полицейского, затем судорожно выговорила:
– Но ваша кожа не отреагировала на прикосновение к золоту.
Лорд Гордан отставил от себя чашку с блюдцем, и медленно стянул перчатки. Ожоги! Внушительные, ярко-алые на его бледной коже, пузырящиеся ожоги! Свой крик я удержала, лишь прижав ладонь ко рту, но ужас… ужас все равно испытала в полной мере. – Мисс Ваерти, мне очень жаль, но второй Зверь это я.