Где деревья достают до звезд
Шрифт:
Джо не нуждалась в помощи, но, расценив жест Гейба как шаг к примирению, ухватилась за теплую ладонь. Она полезла вверх по лестнице и снова почувствовала его руки — теперь у себя на талии. Гейб легонько страховал ее, направляя вверх. Что это: обычная вежливость хорошо воспитанного человека или ему так же хочется прикоснуться к ней, как и ей к нему? Судя по собранным ею ранее оперативным данным, скорее первое, чем второе, решила Джо.
Перила были прочными, но ступеньки немного шатались, поднимаясь на опасную высоту, и последние несколько метров Джо преодолела с некоторой дрожью.
— Как странно! — раздался его голос у нее за спиной.
Джо обернулась. Фонарь Гейба осветил поверхность стола: два карандаша, раскрытую книгу сказок и несколько листов белой бумаги, прижатых небольшими камешками с кварцевыми вкраплениями. Тысячи крошечных кристаллов отражали свет фонаря. Урса обожала собирать такие камни.
Джо вгляделась в рисунки на столе: карикатурное изображение скачущей лягушки, вполне натуралистичный портрет новорожденного котенка и еще один рисунок, который Гейб вытащил из-под двух первых. На нем была изображена прямоугольная могила, закрашенная черным карандашом. Над ней возвышался белый крест. А рядом Урса вывела «Я люблю тебя!» и «Прости!».
— Ой, смотри, в могиле лежит человек, — пробормотала Джо.
— Вижу. — Гейб поднес листок ближе к глазам.
Урса нарисовала лежащую на спине женщину с закрытыми глазами и волосами до плеч, а затем закрасила ее черным карандашом.
— Господи Иисусе, — выдохнул Гейб. — Ты думаешь то же, что и я?
— Кто-то близкий умер, и она осталась на свете одна.
Он кивнул. Джо взяла из его рук рисунок:
— А почему она написала: «Прости!»?
— Не представляю себе… Даже мурашки побежали, — признался Гейб.
— Только не говори мне, что эта малышка убила свою мать.
— Откуда нам знать, что случилось? Вот поэтому тебе и следовало сразу же отвезти ее в полицию.
Джо положила рисунок на стол:
— Знаешь, мне надоел твой менторский тон. Ты ведь сам предложил оставить ее — «повременить, пока она доверится нам и расскажет правду». Забыл?
— Ну вот, ты снова в своем репертуаре.
— В каком еще репертуаре?
— А в таком: вместо того, чтобы решать проблему Урсы, нападаешь на меня.
— Да ты и сам избегаешь решения проблемы не меньше моего, — огрызнулась Джо. — Взял и выбросил нас за порог, как двух подзаборных кошек, с которыми тебе надоело возиться. Впрочем, к кошкам ты относишься гораздо лучше.
Он возмущенно схватил ее за руку:
— Это гадко — так говорить! Гадко!
— Гадко так поступать!
— А что мне было делать?! Мы с тобой и так уже в самой настоящей… заднице, если хочешь знать. Да, именно так! Ты что, вообще ничего не понимаешь, Джо? Нас же арестуют за похищение ребенка! Мы
Джо не сводила с него глаз.
— Ты же не потому бросил нас, правда?
Он не смог выдержать ее взгляд и отвел глаза, и его смущение сказало ей гораздо больше, чем любые слова. Увидев, что Джо все поняла, он повернулся, собираясь спуститься с дерева.
Джо импульсивно схватила его за руку:
— Не надо!
Гейб взглянул на нее, пытаясь сохранить равнодушное выражение лица:
— Что не надо?
— Не надо так делать. Не закрывайся от меня створками, как моллюск в раковине. Мы должны поговорить о том, что между нами происходит.
Деланное равнодушие на лице парня сменилось испугом. По крайней мере, он понимает, к чему она клонит, решила Джо.
— Разве мы не можем быть честны друг с другом?
Гейб отшатнулся, вырвав руку:
— Я был с тобой честен: я псих. У меня не все в порядке с головой, ты сама видела.
— Никакой ты не псих!
— Неужели? — Он скрестил руки на груди. — В свои двадцать пять лет я вообще ни разу не был с женщиной, поняла? Вот какой я псих.
— Очень умно придумано, — бросила Джо.
Гейб с изумлением взглянул на нее.
— Я говорю, хорошо придумал, — повторила Джо. — Ты напоминаешь мне Урсу. Возводишь стены со всех сторон вокруг своего неприступного замка! Никого не пускаешь, даже тех, кто сражается на твоей стороне.
— Что за дурацкая аналогия?
— Я тебя вижу насквозь. Конечно, ты надеялся шокировать меня своим признанием: как же так, ему двадцать пять, а он ни разу не спал с женщиной! Ты просто хочешь меня оттолкнуть. И точно так же козыряешь своей болезнью — лишь бы я не подходила слишком близко!
Плечи у Гейба напряглись, и он невольно покосился в сторону лестницы.
— Что, снова готов сбежать? Может быть, хоть раз не станешь мчаться прочь от проблемы сломя голову?
— Нам надо найти Урсу, — пробормотал Гейб.
— Это все, что ты можешь сказать?
— А чего ты от меня ждешь?
Джо снова посмотрела на рисунок Урсы. В темном прямоугольнике закрашенной могилы вместо мертвой женщины она увидела ящик с пеплом матери, который ей выдали в крематории. Она выполнила последнее мамино желание — развеяла ее пепел над белыми гребнями волн озера Мичиган, — но не смогла расстаться с ящичком, устланным остатками бледного пепла, хранившего молекулы маминого тела. Она и сейчас держала его дома, в тумбочке около кровати. А внутри у нее с тех пор поселилась пустота — там, где когда-то жила материнская любовь, где обитала ее собственная женская сущность.
Гейб тоже пристально разглядывал рисунок.
— Пойми, я же боюсь не меньше твоего, — тихо сказала Джо.
Гейб поднял на нее взгляд.
— Помнишь, ты говорил о коллективных человеческих страстях, которые обрушиваются на душу? И о том, как сложно их выдерживать? Может, ты имел в виду, что просто боишься обжечься, если подпустишь кого-то поближе?
Он молчал. Впрочем, что он мог сказать, если ни разу никого к себе не подпускал?
— Когда ты говорил, что не был с женщиной, это включало поцелуи? — спросила Джо.