Где папа?
Шрифт:
Это было очень странное чувство. Папа далеко, но сейчас он был рядом. Я заглянула к маме. Она тоже читала папино письмо. И вдруг я подошла и сама её обняла. Глазами ухватила «родная моя». Отвернулась и разомкнула руки. Вдруг ей сейчас это не нужно? Но она удержала мои ладони у себя на груди. Так я и стояла, хотя жутко заболела спина, но я не смела шелохнуться, потому что чувствовала на своих запястьях её раскалённые слёзы.
Мальчик-скамейка
В понедельник у нас оказалось
Опасаясь насмешек Фокса, я ничего не рисовала. Просто сидела за партой, смотрела прямо на доску, где математичка написала примеры, чтобы как-то нас занять. Решать их никто не собирался, у неё всё равно не будет времени проверить, она вообще копуша, ей бы материал успеть дать.
Я тоже не решала, думала о папе. Всё пыталась представить себе, как он там живёт. Как справляется. И среди этих мыслей была одна, которая меня тревожила. Очень тревожила. Даже пугала.
А что, если ТАМ есть люди, которые… ну, которые могут папой командовать? Заставлять делать то, что они хотят. Стирать им носки или… чай носить. Моего папу! Взрослого уважаемого человека, который попал туда абсолютно случайно!
У меня внутри всё стекленело от ужаса, когда я представляла, что там могут быть люди, которые что-то ему прикажут. Это было ужасно, и как папа бы это пережил, я не знаю.
Я напряжённо размышляла об этом всю алгебру. Мне жутко хотелось домой — перечитать письмо. Поцеловать каждую букву. Но я подождала, пока все рассосутся из школьной раздевалки. Сейчас у меня не было никакой брони, любой мог ранить колкостью. Наконец я подбежала к нашему подъезду. Полезла в карман за ключами и вдруг замерла.
У подъезда на четвереньках стоял Андрюша. А сверху, как на скамейке, сидел Фокс и курил. Рядом стоял Алаша и ухмылялся. У Андрюши лицо было странное, немного отрешённое, словно он сидит за партой и смотрит на доску с примерами, а не стоит коленями на грязной земле, придавленный дылдой Фоксом.
— Красавица! — обрадовался Алаша. — Хочешь с нами посидеть? Я за колой сбегаю. Смотри, какая у нас скамейка хорошая!
Мне стало страшно. Я подумала, что сейчас они и из меня сделают скамейку. Мне очень захотелось убежать. Но тут я нечаянно проследила взгляд Андрюши. Он смотрел на белого зайца, лежащего возле дерева. Рядом валялся его рюкзак.
— А он, — пискляво проговорила я, — сам-то хочет, чтобы на нём сидели?
Алаша хмыкнул и посмотрел на Андрюшу. Я быстро шагнула в сторону, наклонилась, схватила зайца и сунула в карман. Странно, что они не заметили его. Или не догадались, как он дорог Андрею. А то ведь легко могли испортить игрушку на его глазах.
— Он не против, — сказал Алаша, снова поворачиваясь ко мне, — ты не думай, что мы какие-то… хулиганы.
Он сказал это писклявым голосом, явно передразнивая меня.
— Просто он к нам попросился. Как в пионеры. А любой пионер должен пройти испытания. Так что не думай, красавица.
— Я не думаю, — сказала я нормальным голосом и шагнула к подъезду.
Скорее, скорее! Спрятаться за тяжёлой железной дверью! Стрелой в лифт. Потом в квартиру! Запереться. Выдохнуть. Р-раз!
— Погоди-ка, Макарова, — холодно сказал Фокс, — придержи мне дверь.
Я вздрогнула. Но не посмела ослушаться. А он, не глядя на меня и не потушив сигарету, зашёл в подъезд, поднялся по ступенькам, вызвал лифт.
Я поплелась за ним. На меня надвигалось что-то кошмарно-неотвратимое. От внутреннего страха кожа у меня как будто загорелась, а под волосами так просто пекло.
Фокс с сигаретой в зубах зашёл в лифт и вопросительно посмотрел на меня. Я шагнула, стараясь не закашляться. Он нажал на кнопку моего этажа. Откуда он знает?!
Мы ехали, и в кабине становилось всё меньше воздуха, а я дрожала, словно меня било током. Что он сделает?! Ткнёт меня в руку сигаретой и скажет, что это испытание?
Фокс вышел первым и, не глядя на меня, повернул в другое крыло. По пути сунул сигарету в железную баночку из-под кофе на подоконнике. Невидимый, зазвенел ключами и щёлкнул замком.
Я побежала к своей квартире, не смея поверить, что Фокс просто живёт на моём этаже. Когда он переехал? Ведь раньше он жил за речкой!
Ох…
Я ввалилась в квартиру и принялась искать апельсины.
Чтобы разрезать их на тысячи мелких долек. Разрежу, и будет пахнуть апельсинами. Как в то время, когда папа был дома.
Но в ящике валялся только огромный пучок петрушки. Я приподняла этот кудрявый веник, а под ним оказался зеленый лук, который сгнил, и я вляпалась пальцами в зелёную слизь.
Да, это просто супер: вместо апельсинов — гнилая луковая слизь.
— Прости, дружок, — прошептала я петрушке, вытерла пальцы об её кудри, захлопнула дверцу холодильника, прижалась к ней лбом и заплакала.
Бусы
Вот уж я поревела. Смачно так… Точно пятилетняя. Мама говорила, когда я была маленькой, то плакала, глядя в зеркало. И плакать могла бесконечно, потому что мне саму себя было жалко. Вот и сейчас я смотрела, как расплылось моё и так страшнючее лицо в металлической дверце холодильника, как искривились и без того тонкие губы, и ревела, как целое стадо носорогов. Ревела я, ревело и чудище болотное в дверце холодильника.
Вот что делать с этим, а?
Позвонить, но кому?
Маме? И что сказать? Что я нашла зайца? Горе-то какое. Или что я жутко боюсь Фокса и Алашу?
«Не дружи с этими мальчиками», — скажет мама. Отличный будет совет, в точку просто. Дел-то.
Ирка сначала скажет: «А что, они симпатичные? Нет?» То есть выходит, что будь Фокс главный Кен среди всех Барби, ему что, правда можно из Андрюхи скамейку делать?
А Ирка скажет: «Слушай, ну твой Дроботенко САМ напросился». И вот тут, кстати, будет права. В точку. Этому придурку и правда всего этого ХОЧЕТСЯ.