Где рождаются циклоны

Шадурн Луи

„На каждой ветке, в каждом пучке растущей в бам­буковой чаще травы, под зеленой тенью мангового дерева, я, как собака на следу, обонял эти ароматы.

„Едва вы вступите в джунгли, как прикоснетесь рукой к горячей тайне существования.

„Удивительные плоды висят на ветках; но они ядо­виты. Цветы, бархатистые, как зрачек глаза и желан­ные, как женщины, трепещат в тени листвы; но они смертельны. Разноцветные, как драгоценные камни, мухи, заражают вас

язвами. Корни съедобных растений вызывают смерть. Смерть, неутомимо царит над этим неистощимым плодородием.

„Я жил под тропиками, в этом дымящемся сердце земли, я объездил моря, кишащие ядовитыми рыбами, обжигающими скатами и медузами, эти изнывающие от жары моря, вздуваемые внезапным подъемом воды; эти острова, где дремлют вулканы, увенчанные шапкой из облаков; эти широкие реки, своей грязью окрашивающие океан в желтый цвет.

„Теперь я избрал другие джунгли, но я жалею настоящие".

Дезирада.

Двенадцать дней морского пути оканчиваются. Двенадцать дней под широким сводом неба. Ясные дни на палубе; мечтания в полудремоте среди лазури. Мелькает золотистая спина летучей рыбы на гребне волны.

На пакетботе создается особый мир, который пере­мещается вместе с вечной линией горизонта. Время и пространство упразднены.

Пакетбот это царство иллюзий. Переход по морю подобен волшебнику. Рождаются миражи. Их мнимые образы озарены светом вечности.

Зачем оканчивается переход? Разве нельзя всю жизнь плыть в этой безбрежной лазури?

Но всему бывает конец.

Длинная серая полоска показывается на горизонте; зеленоватый пар поднимается над водою.

Это земля!

Это Дезирада!

Когда-то мореплаватели окрестили этим красивым именем так долго жданный остров. А мы теперь меч­тали о желании, которому нет конца, о корабле, не находящем пристанища, о путешествии без срока. О, Дезирада, как мало мы обрадовались тебе, когда из моря выросли твои поросшие манцениловыми де­ревьями склоны.

II.

ОСТАНОВКИ В ПОРТАХ.

Гваделупа.

Ночь. Ярко освещенный пакетбот стоит на рейде. Кругом покачиваются лодки; на них мелькают желтые огоньки свечек, защищенных от ветра просаленной бумагой. В лодках навалены фрукты — апельсины и бананы. Слышны крики и голоса. Какой-то резкий и неопределенный говор: это креольское наречие. Земли не видно.

С жадностью мы пробуем фрукты. Апельсины такие кислые, что набивают оскомину. Из дока доносится скрипение подъемных кранов, начавших свою работу, которая будет продолжаться всю ночь и весь сле­дующий день. Пакетбот имеет грустный вид, точно дом, из которого переезжают.

Утром показываются темно-зеленые, ровные и плоские берега бухты, освещенные уже палящими лу­чами солнца. Идет теплый дождь, хотя на небе нет ни одного облачка. Такой дождь здесь называют „вы­соко повешенным". Он возобновляется несколько раз в день, при ярком солнечном освещении.

На набережной рычат большие американские авто­мобили. Шофферы-негры то и дело трубят в рожки.

Толпятся негритянки, их головы повязаны зеле­ными, голубыми и оранжевыми мадрасскими платками. У одной на голове черепаха.

Город производит жалкое впечатление бедного ку­рорта. Дома — простые мазанки, оштукатуренные и вы­крашенные в кричащие цвета. Аптекарские магазины, как в провинциальных городках, наводят уныние.

В зале ресторана, с американской мебелью черного дерева, обитой ярко-зеленым бархатом, пьют свежее кокосовое молоко, прямо из ореха. Здесь имеются элек­трические вентиляторы, граммофоны, китайская пагода из черного дерева с перламутровыми инкрустациями и ватер-клозеты, устроенные из старых опрокинутых ящиков.

Отъезд под жгучим солнцем. Едем полным ходом, с раздирающими уши гудками, по углубленной дороге, среди полей сахарного тростника. Из-под резиновых шин летят брызги грязи. Разбивая себе поясницу, проносимся через лужи и рытвины. Убирающие трост­ник рабочие и носильщики с фруктами, с красивым контуром затылка, широко улыбаются при нашем проезде, показывая свои белые зубы. Низко тянутся тяжелые дождевые тучи. От земли поднимается теплый пар. Настоящая баня.

Крутой поворот. Подъем на почти отвесный скат. Но обеим сторонам дороги буйная растительность, целые заборы из лиан и стволов деревьев. Сквозь их гущу не проникает ни один луч света. Темно-зеленая окраска листвы, блестящая и в то же время какая-то дикая. Листья бананов протягиваются, как огромные языки. Лианы перекидываются, переплетаясь, с дерева на дерево и с ветки на ветку. Кроваво-красные цветы похожи на пучки обнаженных желез.

Клубы жаркого и влажного воздуха охватывают лицо.

Автомобиль проходит но местности, полной тонких благоуханий: пахнет сырой травой, пряностями, смолой и ванилью. Но напрасно стараешься дышать полной грудью: воздуха не хватает. Испытываешь чувство подавленности, задыхаешься в этом изобилии зелени. Это такое же мучение, как оставаться в теплице.

На лесистом склоне горы, под бамбуками толщиною с ногу, бассейн с теплой водой. Толстая дама, креолка, в розовом костюме, барахтается в зеленой воде. Моло­денькая девушка плавает на спине, в полумраке видно, как она выставляет свои маленькие упругие груди, золотистого оттенка.