Где рождаются циклоны
Шрифт:
Завтрак в гостинице без крыши, верхом на балке. Но в один прекрасный день здесь во все этажи будет проведена горячая вода и может быть даже устроят лифт. Врач, владелец гостиницы, пока только мечтает об этом, сидя на разбросанных материалах, и оживляется лишь, когда подают шампанское.
Казино, минеральные воды, покер и пианола — все это будет в самом скором времени для блага тропиков.
Пошел дождь. Мы выезжаем. Воздух напитан благоуханиями. Небо покрыто тучами. Солнце печет невыразимо. Потное тело изнывает от жары, в
Затем снова полный ход, с шоффером-ребенком, по дорогам с головокружительными поворотами, в опьянении скорости и опасности.
Город на берегу моря — моря расплавленного металла.
Короткий красноватый закат. Негры, собравшиеся на площади вокруг статуи Шёльхера, освободителя невольников. Появляется какая-то процессия, с орфеоном впереди. В низкой зале Европейской гостиницы (о, ирония!) при дрожащем желтом свете ламп, тянутся к пуншу грубые лица, толстые губы, приплюснутые носы, белые зубы; пьют, кричат. Политика разжигает страсти. Таверна кишит людьми, как нижняя палуба перевозящего негров судна. Не обходится без ударов палкой, а спин, чтобы их принимать и рук, чтобы наносить, более чем достаточно.
Ночь наступает сразу, черная и липкая.
С рейда, где горит красный огонь, доносится шум прибоя и заглушает крики пьяниц.
Тихо подкравшееся чувство тоски овладевает вами. Жизнь здесь — сплошной ужас. Но освещенный пакетбот входит в рейд.
Дядя Вулкан.
„Ма‘тиника! Ма‘тиника“! Шоффер-негр. Дороги с резкими поворотами и крутыми подъемами. Опять волны благоуханий, опьяняющая скорость и свежий ветер в лицо.
Овраги, заросшие зеленью; гигантские деревья, обвитые лианами. Склоны, покрытые лесом, пальмы, банианы в несколько стволов, манцениловые и хлебные деревья, древовидные папортники. Растительность всем завладела, карабкается повсюду. Покачиваются чудовищные листья.
Из скал бьют горячие ключи, падая дымящимися каскадами. Красный „волчий хвост, орхидеи, похожие на лампочки в темной зелени. Дорога углубляется в зеленый туннель, с застоявшимся воздухом, полным запаха теплой и дымящейся земли.
Вот гора Пелэ, окутанная туманом, придающим мрачный оттенок всему пейзажу.
Густая туча напоминает о подземных силах.
Скоро берег, где находился разрушенный город, покроется зеленью; растения буйно развиваются; видно несколько хижин, выше склоны, покрытые потрескавшейся лавой и еще выше темная вершина смертоносной горы.
В глубине этой земли чувствуется клокотание. Неистощимая растительность выходит из этой минированной почвы. Все ущелье засыпано цветами; ветви деревьев углубляются в землю и пускают в ней корни. И всюду дымящиеся источники. И везде это страшное и подавляющее впечатление, эти постоянные признаки опасности!
Возвращение полным ходом в коротких сумерках, в полумраке, как при затмении солнца, точно предвещающем землетрясение. Но среди зелени, в хижинах зажигаются огоньки, как искорки, блестят светляки на деревьях и кустах. Видна освещенная веранда, полулежа отдыхает женщина, мужчина читает. Аромат растений со всех сторон проникает в открытые дома. Тяжело повисли блестящие цветы. Автомобиль мчится с головокружительной быстротой.
Ночь опускается на предместья. Пестрая толпа негритянок, повязанных яркими платками, с ношей на голове и с корзинками фруктов; ребятишки-негры с глянцевитыми ногами, мужчины в белых одеждах, мулатки в развевающихся муслиновых платьях, — целый мир всех оттенков розового и желтого цвета, наполняющий узкие улицы, с низенькими домами, окаймленные зелеными изгородями, листья которых при вечернем освещении кажутся пурпурными; красное солнце садится за черной металлической гладью озера и на прозрачном небе вырисовываются толстые ветви какого-то дерева, похожие на огромных пресмыкающихся.
Кажется, что видишь это во сне, под влиянием опиума. Вдыхаешь полной грудью ароматы и тут же этот ужасный черный демон, со своим гудком, глухим и раздирающим, как рев хищного зверя.
Вспоминаются Цейлон и Китай. Чувствуешь громадное, но немного лихорадочное наслаждение.
После гибели Сен-Пьера, семьи потерпевших долгое время получали вспомоществование. Благодарные черные окрестили смертоносную, но в то же время и питавшую их гору: "Дядя Вулкан". — Ма‘тиника! Ма‘тиника“!
Апофеоз.
Быстро мчится автомобиль, скользя задними колесами на крутых поворотах. Беспрестанно рычит гудок. Сквозь густую зелень мелькают величественные горные и морские пейзажи, подернутые нежно - голубой дымкой, — похожие на пейзажи Франции.
Видны поля сахарного тростника, с белыми пушистыми султанчиками. Среди листвы качаются огромные лиловые, розовые и алые цветы. Навстречу попадаются вереницы цветных женщин, с бронзовым затылком, несущих корзины и кувшины. При проходе автомобиля они улыбаются, показывая белые зубы. И, как одержимые, они разом кричат:
„Да здравствует наш депутат!"
Стоя на подножке большого желтого автомобиля, политик-мулат бросает в толпу зажигательные слова.
Луч заходящего солнца играет на его запломбированных золотом зубах.
Пестрая, как восточный ковер толпа, увеличивается и собирается перед лошадьми, на которых с невозмутимым видом сидят рослые жандармы, в касках, с обнаженными саблями.
Облокотившись на перила балкона, красивая креолка, окруженная своими детьми, забавляется, глядя на эту сцену.
Во всех окнах мелькают желтые и оранжевые мадрасские платки, похожие на большие тюльпаны
Политика.
Говорит старый плантатор. Он очень стар. Видит плохо. На носу большие очки из желтой черепахи, белая борода, волосы ежом, светло-голубые, немного мутные глаза.