Где же ты, Орфей?
Шрифт:
— Итак, что-то мне не хочется слушать Ио, так что, детки, расскажите о себе сами.
Он говорил со злым обаянием, и мне захотелось одновременно обидеться на него и все рассказать.
— Если дама не возражает, я начну. Я — разочаровавшийся даже в иллюзиях режиссер, пришел сюда в надежде, что вы — торговцы людьми, но, увы, судя по всему почки здесь игнорируются.
Ясон засмеялся, получилось и весело и раздраженно. Наверное, общаться с ним невозможно, но работать под его началом должно было быть приятно. Есть такой вид начальников, умеющих подстегнуть своих подчиненных к свершениям.
— Итак, ты притащился сюда с девчонкой, а самого тебя устраивает существование благодаря подачкам тварей, которые высасывают соки из твоей планеты и уничтожают твой биологический вид.
— Безусловно, устраивает.
— Дай-ка теперь я тебе скажу, кто ты такой.
— Извольте!
— Тридцати тебе, пожалуй, еще нет, поэтому твой проект "я-отношусь-к-жизни-исключительно-философски" еще жив. Ты, в какой-то момент, видел достаточно страданий, и, чтобы отстраниться от них, тебе потребовалось отказаться и от радостей тоже. Ты выбрал буддийский третий путь и пошел этой дорогой в край, где тебя ничего не беспокоит. Иногда ты просыпаешься по ночам и понимаешь, что ничего не чувствуешь. Может, даже удивляешься, что твое сердце еще бьется. Ты многим пожертвовал, чтобы стать шкуркой от самого себя. И теперь тебе даже обидно. Так что, на самом деле, ты вполне готов стать Рыцарем, чтобы извиниться перед кем-то, о ком ты думаешь реже, чем нужно.
Орест выглядел задумчивым скорее, чем расстроенным или уязвленным, так что я не ожидала, что он скажет:
— Довольно проницательно.
— Но самые опасные задания ты выполнять не будешь, потому что тебе слишком понравилось быть ленивым гедонистом.
— Тоже верно.
— Сможешь быть посыльным?
— Вероятнее всего.
Все это было как в одном из абсурдных и смешных фильмов Ореста. Кажется, Орест и Ясон понимали друг друга, а может Ясон понимал Ореста, а Орест просто умел поймать нужную волну. Я знала, что это еще не предложение. Это — шутка, которая может стать предложением.
— Но глаза у тебя не отчаянные, — сказал Ясон. — Значит, ты здесь вправду не за помощью.
— Да-да. Я здесь исключительно потому, что мне рекомендовали это место.
— Здесь есть блюдо, которого больше нигде не подают — будущее.
Они снова засмеялись, и мне уже стало неприятно. Я думала, если они подружатся и будут вот так болтать, то как мне спросить про брата? В конце концов, я пришла сюда затем, чтобы спасти Орфея. Так что я сказала:
— Еще есть я. Мы с вами здоровались. Я — Эвридика. Орест пришел со мной. Потому что я нашла вашу речь. И она очень меня вдохновила.
Ясон быстро повернулся ко мне, глаза его засверкали, словно одно воспоминания о самом себе, об этой его речи, было ему нестерпимо приятно.
— Так-так-так. Хочешь, чтобы я и тебе что-нибудь рассказал?
— Можно, конечно, но я здесь не за...
Ясон, однако, перебил меня.
— Странно говоришь и двигаешься. Но все это не напоминает ни одну из известных психических патологий. Ты не шизофреничка, не психопатка, не припадочная. Какой-то синдром Офелии, того и гляди потонешь и будешь плыть в цветах. Впрочем, ты явно не притворяешься. Думаю, вполне типичная конверсионная истеричка, отсюда диссоциативные симптомы и нарушения походки.
— Вы что, психиатр?
— Как-то бывал. Художники, знаешь, народ нервный. Я был инженером по личностному сохранению.
— Интересная профессия.
Но он не закусил наживку.
— Так вот, ты маленькая, доверчивая девочка, которая не может не то без отца, не то без брата. Такая трогательная героиня, сжавшая кулачки и решившая идти до конца, однако ничего толком не умеющая и оттого бесполезная. Зато ты хорошо выполняешь приказы, благодаря чувству личной ответственности. Ты добрая, но слишком сентиментальная, окончательно потеряла связь с реальностью пару лет назад.
— Очень впечатляет, — сказала я. — И про брата вы тоже угадали.
В Ясоне было нечто мальчишеское. Он, казалось, очень радовался каждому своему слову, радовался точным попаданиям и цепко изучал выражение моего лица. Мне не было обидно, в конце концов, он не говорил неправды.
— Брат-брат-брат. Он не мертв, так?
— Так.
— Но и не жив. Он внутри у одной из тварей. У твоего хозяина.
Последнее слово Ясон выплюнул с настоящей ненавистью, и она отличалась от его обычной злобы, как ядерный взрыв от пузырьков в газировке. Улыбка Ясона засверкала ярче, словно ненависть давала ему заряд.
— Это хорошо, — сказал Ясон. — У нас как раз есть теория.
— Теория? — спросила я. — Мне не нужна теория.
— Тебе нужно хоть что-то, так? Сама ты не справишься. Доверься мне, и у тебя будет шанс. Или ты пришла сюда... ну, знаешь, поглядеть, как живут люди. Так себе они живут.
— Не дави-ка на нее, — сказал Орест.
— Это терапевтическое воздействие.
Ясон махнул рукой, а затем сказал:
— Ладно. Я не так выразился. У нас для тебя есть теория получше других.
Он улыбнулся радостно, предвкушающе. Он не мог обходиться без улыбки, как те женщины, что не могут выйти из дома без помады. И у него в запасе было столько же оттенков улыбок, сколько разноцветных тюбиков на туалетных столиках у отъявленных модниц.
— Теорию похуже вы как-то предложили Одиссею.
Ясон не выказал ни удивления, ни раскаяния. Тогда я подумала: он — психопат, по-своему совершенный, но и ужасный тоже.
— Я пытался ему помочь. У Одиссея было две проблемы. Он опоздал и заигрался. С тобой ведь такого не случится?
— Я не буду никого убивать.
— У тебя другая ситуация, детка. Тебе не нужно убивать. Тебе нужно сделать твоего брата не-живым.
— Королем? — спросила я.
Вдруг Ясон совершенно изменился, циничная комичность исчезла, он мгновенно поправил корону, и мне показалось, что за спиной у нас не шелестят бумагами рыцари-клерки, а ветер перебирает зеленые листья дубов, и шумит морем вереск. Вместо мыла пахнуло дикими цветами и холодным металлом. Я очутилась в книжке о рыцарях, которые в детстве любил Орфей, и Ясон сидел передо мной в сверкающих латах, с золотым мечом и прекрасными глазами героя. Где-то далеко-далеко, в мире нашего детства, было и золотое озеро и сверкающий белизной замок, и все это теперь принадлежало Ясону. Его волосы тоже показались мне золотыми. А кто был в замке? Не-живой король.