Гексаграмма: Колодец времени
Шрифт:
Старатос выхватил из голенища сапога маленький кинжал и чуть-чуть надрезал себе ладонь. Кровью он начертил на полу круг, а в круге два равнобедренных треугольника, сходящиеся наподобие звезды. Обряды, связанные с использованием крови, как своей, так и чужой, не были популярны, чаще всего государственные алхимики осуждали их, хоть и не запрещали напрямую, но в подобных условиях чем уж богаты, тем и рады. Из пола, сначала как некая лишённая конкретных очертаний масса, но с каждым мигом обретая безупречную точёную форму, поднялся угловатый четырёхрукий безголовый голем и, следуя безмолвному приказу Старатоса, такому же отчётливому для него, словно был начертан на скрижалях, прыгнул на монстра, беспорядочно молотя тяжёлыми кулаками. Он несколько раз попал, оставив незначительные вмятины, но прежде, чем нанёс серьёзный урон, тварь разинула голодный рот и проглотила его целиком. После этого она исторгла волну рёва в сторону Старатоса, едва не заставив его ничком распластаться на полу.
– Посмотрите на его затылок! – закричала Ишка.
– Где ты нашла у него затылок? – отдуваясь, осведомился всклокоченный, словно ведьма из страшной истории, Старатос.
– Задняя сторона туловища, сразу за пастью! Я не разбираюсь, но, может, вы поймёте!
– Да как ты успела вообще хоть что-то разглядеть? – удивился Ричард.
– Успела, пока оно отвлеклось на вас со Старатосом!
И впрямь, там что-то рдело и переливалось, но, пока Ишка не упомянула, нельзя было сказать, что оно как-то по-особенному выделяется. Монстр весь казался фантасмагорически странным, чуть ли не потусторонним. Он был настолько длинным, и тело его перемещалось так быстро, что порой мерещилось, будто он занимает всё свободное пространство, что у него нет ни начала, ни конца. Освещение же падало так, чтобы подчеркнуть его неестественность, иномирность, величие. Да, этот колосс был велик в лучшем смысле слова, за счёт этой дикости, неуместности, сокрушительности. Он был как древнее божество из-за невообразимо далёких пределов, из того пространства, в сравнении с которым их мир был похож на новорождённого младенца.
– Это руна неразрушаемости, – опознал сочетание рыжих линий на тёмной шкуре Старатос. – Давно известно, как такие портить! Ричард, осилишь?
Молодой алхимик коротко кивнул и бросился вперёд, обходя бестию по широкой дуге, приноравливаясь к ней. Его захватил азарт – он давно не получал таких крепких и стойких оппонентов, так что ситуацию воспринимал как достойный себя вызов, а не повод развернуться и сбежать, поджав хвост.
Наличие символа немного развенчало для всех окутывающий тварь мистический ореол, спустило её с недосягаемых жутких высот – или подняло из глубин, тут уж как рассуждать. Она рукотворная – частично уж точно, а то и целиком. Это разительно перевернуло всё изначальное впечатление.
– Не давайте чудовищу схватить его! Пусть оно мечется и не знает, с кого начать и что вообще происходит! – крикнула Ганиш, оттеснённая на противоположную сторону подземелья.
Она тут же подала пример, швыряя ослепительно яркую багряную вспышку прямо в морду чудища, и разряд полыхнул, как бы взорвался, сталкиваясь с целью, рассыпался миллиардом брызг. То отшатнулось и заверещало. Ага, значит, глаза или какой-то другой чувствительный орган у него-таки есть. Может быть, не глаза, но что-то, отличное от покрывающей всю омерзительную тушу брони, уязвимое хотя бы к чему-то. Это роднило тварь со всеми живыми существами этого мира, делало её менее непостижимой и неодолимой. Испытывает боль – значит, наделён плотью и может умереть.
Видимость поплыла, как при мороке в пустыне. Ганиш даже не сразу сообразила, то ли Старатос повлиял на воздух вокруг них, то ли как-то искривил саму ткань пространства. Высокое мастерство, которым он владел, позволило бы даже сочетать то и другое. Это настолько дезориентировало тварь, что она затрепыхалась, будто вытащенная из воды рыба… или, учитывая внешность, полураздавленный, но ещё живой и сопротивляющийся давлению каблука червь. Повреждений оно всё так же не получало, но, судя по всему, дурно ему сделалось. Это подбодрило Ишку и алхимиков.
Прозрачные белые цепи отовсюду протянулись к твари, оплели её, растянули. У Ишки от попытки контроля такого количества духовной энергии одновременно, из правой ноздри потекла тоненькая струйка крови, а в глазах потемнело. И всё же она не отпустила, чтобы дать Ричарду шанс. Позволь она оковам хоть на секунду утратить осязаемость и форму – и монстр бы вырвался. Одно дело – продлить концентрацию на время, пока целишься из лука, а потом летит стрела, и другое – когда сосредотачиваться надо так долго. Кроме того, каждая попытка пленника цепей пошевелиться увеличивала затраты сил. Так, словно Ишка сдерживала тварь с помощью мускулов, а не дара.
Они не сговаривались, но когда-то работали в дуэте, и теперь всё получилось так же слаженно, как прежде. Им не нужно было слов, чтобы подхватывать друг за другом и понимать, чего не хватает партнёру. Когда знаешь характер и все приёмы того, кто дерётся бок о бок с тобой – такое получается спонтанно. Нравилось им это признавать или нет – но они идеально дополняли каждый второго, как детали одной мозаики.
Ричарду позарез требовалось либо возвышение, откуда будет хорошо видно и удобно целиться, но пол пещеры всюду имел одинаковую высоту, либо зафиксировать позицию твари хоть на пару минут. И вот со вторым-то Ишка успешно справилась.
Огромный межпространственный меч, способный, кажется, рассечь всё на свете, вонзился в центр метки, поддерживающей в монстре жизнь. Призрачный клинок пронзил туловище врага насквозь и снова растворился в пустоте, из которой возник. Ричард выдохся на этом, и, если бы его лучшего приёма не хватило, он бы не смог продолжать сражение.
Прямо на глазах у изумлённого и невольно восхищённого грандиозностью и необратимостью происходящего сборища свирепый гигант рассыпался невесомым прахом.
Подземелье начало меняться. Стало шире, а потолок – выше, пол покрылся мрамором, вдоль стен поднялись витые колонны, повсюду проступила изысканная лепнина, пусть и старинная, но явно того сорта красоты, который не выходит из моды со временем. Тёмные факелы изменились на золотые канделябры. Правда, в половине свечи уже прогорели, а то и вовсе отсутствовали. Но и того, что осталось, хватало, чтобы рассмотреть убранство чертога.
А под каждым из присутствующих загорелась пунцовая руна – у каждого своя. От руны вверх поднялось тёплое, ласкающее сияние, затапливая целиком, отдавая что-то без остатка. Никто из них не знал, что им вручили за странный подарок, но никто не дерзнул пытаться отвергнуть. Каждому из них отчётливо казалось, что именно так и надо. Что их жизненные тропы как раз сюда и вели, чем бы любой из них ни занимался прежде.
***
События катились чересчур стремительно, ошарашивая, сшибая с ног и увлекая за собой. Только привыкаешь к чему-то одному – как этого уже и в помине нет. Но сейчас, положив голову на плечо Ричарду и расслабляясь в его объятиях, Ишка чувствовала себя на удивление правильно. Наученная горьким опытом, она не строила никаких долгосрочных планов, не питала лишних надежд и не обнадёживала сама, всего-навсего наслаждалась минутой покоя и чуть ли не сверхъестественного, но на самом деле нормального для людей, знакомых так долго, взаимопонимания без единой реплики.