Гексаграмма: Колодец времени
Шрифт:
Получив воспоминания Ванни, Глэдия поймала себя на том, что утратила детское идиллическое восприятие мира. Он был обворожён и увлечён столичной жизнью и тянулся к её обитателям, даже если не верил, что может по-настоящему к ним примкнуть. Глэдия покинула город спустя несколько недель после того, как ей показалось, что она окончательно прозрела и разочаровалась.
Серебряное блюдо предназначалось специально для таких наблюдений. Рунная вязь, покрывающая его, усиливала призыв и делала очертания всего, что отображалось внутри, чётче. Глэдия видела всё до мельчайших подробностей – морщинки в углах глаз пешеходов и складочки на одежде, царапины на оконных рамах, следы на снегу. Изображение в чаше не отставало от реального времени ни на секунду. Она могла приблизить или отдалить любой элемент панорамы, могла выбрать ничего не подозревающую жертву. Забрать всё, чем эти люди жили, чем дышали, и чем совершенно не умели распорядиться, прожигая время и силы впустую. Глэдия не откажется от того, к чему шла всю жизнь. Сияет тот, в ком есть огонь дерзновения. Творческая искра, что разгорится и преобразует мир. Никто доселе не замахивался так широко, а зря.
Ганиш, однако, как была, так и осталась дурой, набитой никому не нужными принципами. Власть приплыла ей в руки, но эта бесталанность ничего не извлекла из подарка судьбы. Она, кажется, и впрямь хлопотала о других, трудилась на благо жвачной толпы, а ведь могла бы взять всё, что угодно, и раздавить несогласных. Слишком малодушная и вялая, чтобы бросить вызов устоям и пошатнуть традиции, слишком слабая, чтобы вступить в борьбу за первенство над миром. Но ведь не имело смысла рождаться алхимиками, если это не делает их абсолютной истиной.
Но Глэдия щедра и снисходительна, и, пожалуй, прибережёт для бывшей подруги по старой памяти место прислужницы. Ей, в конце концов, не подобает всё делать самой, а брать абы кого неразумно. Ганиш всё равно возвысится – Глэдия покажет ей, что это такое… и одновременно даст понять, что на вершину ей никогда не взойти.
Лёгким прикосновением изящного тонкого пальца к мерцающей поверхности воды Глэдия установила точку перехода – и тут же материализовалась в центральном зале дворца Анклава. Она всей кожей ощущала биение сердца этой восхитительной махины. Сложная конструкция, названная дворцом, представляла собой неизмеримо больше, чем здание. Здесь находилось пересечение измерений и стихийных потоков. Дворец при должном использовании его ресурсов хранил доступ к прошлому и будущему, к изнанке реальности и ко всем её несбывшимся вариантам. Глэдия зачарованно следила за проносящимися в её сознании образами, нашёптанными этой великой сущностью. Ей не было понятно, почему остальные алхимики так слепы и глухи.
Кстати, о них. Созерцать и анализировать Глэдия продолжит, когда одержит победу. Её коллеги вот-вот ворвутся, и надо приготовиться.
***
Пламя сорвалось с обеих рук Ричарда, и в него тут же вплелись со стороны тёмно-фиолетовые нити, добавленные Старатосом. Атака беспрепятственно ударила по женщине в зале – и её фигура разлетелась на мелкие осколки. Они столкнулись не с настоящей Глэдией, а лишь с её стеклянной копией, заменившей её в последний момент.
Выходя из стены справа, невредимая Глэдия расхохоталась, как если бы речь шла об удачном розыгрыше, а не о схватке, которая сулила завершиться гибелью одной из сторон.
– Ты посылала к нам энергетических созданий, – Старатос скрестил руки на груди.
– Да, это я. Долго же вы, однако, не могли догадаться, – алхимичка изогнула губы в саркастичной улыбке.
Старатос смотрел на неё, скорее, задумчиво, чем возмущённо. Когда-то и ему удалось сделать то же самое, но он использовал извлечённый из тех деревенских жителей экстракт эмоций для того, чтобы создать своего двойника, а всё, что осталось, распределил между гомункулами. Даже алхимия не позволяет извлечь что-то совершенно из ничего, лишь берёт сырьё и преобразует. Они были бы лишь не способными испытать ни радости, ни горя, ни злости полуразумными оболочками, не отыщи Старатос, чем их наполнить. Эта же ведьма создала концентрат эмоций в чистом виде и выпустила в мир. Как неудавшееся варево выплеснула.
– Вы сунули нос в мои дела, и я вас наказала за это. Но, кажется, вы совсем ничего не поняли, – продолжала Глэдия. – И ты, Старатос Хилл, из всех людей мира не смог распознать гомункула прямо у тебя под носом!
– Он был так похож на обычного человека… – покачал головой Старатос.
– Конечно, ведь я создала его не только из ненужного сырья. В нём также была частичка меня самой. Вы заметили, что в этом облике я гораздо выше ростом и шире а плечах, да и… – она небрежно указала на свой бюст, – это у той бедной девочки, которая вертелась вокруг вас, не отличалось ничем выдающимся. Тебе ведь известны принципы алхимии, не так ли? Не только не может что-то появиться из ничего, но и исчезнуть в никуда – тоже. Таким образом, тот милый мальчик был всего лишь крохотной частичкой меня, так что не смейте говорить, что я не имела права распорядиться его судьбой.
– Не имела! – рявкнула Ишка, вышедшая из себя как никогда. – У него была своя личность!
– И что с того? Я сотворила его во всех смыслах – и забрала обратно, как только он стал бесполезен. Не учите меня морали, лицемеры. Каждый из вас натворил такое, за что вам предстоит краснеть до конца своих дней. Например, конкретно ты, Старатос Хилл, предатель Эсканолла, создавал гомкнкулов и делал из них своих рабов. Тебя не волновало, какие они, что думают и чувствуют, пока выполняют приказы. Оттого и разница такая между твоими недолепленными калеками и моим шедевром. Он плоть от моей плоти, всё равно что моё дитя. Созидая жизнь, ты думал о вымышленных идеалах, призрачной великой цели. Ты смотрел сквозь свои творения, как не замечал даже родного сына. Не думай, что мне о нём не известно… Я же – любила. Я вложила в тело и разум Ванни все нежность и заботу, которые могла.
– И ты убила его! – сжал кулаки Ричард.
Гомункул или нет – для него было неважно. Он не делил никого на людей и псевдолюдей.
– Ну, что ты, конечно нет, всего-навсего поглотила. Он стал тем, чем являлся изначально. Его воспоминания, способности, желания, мечты – всё вернулось ко мне. Когда-то я сама питала их. Посмотреть мир. Научиться алхимии. Знакомиться с новыми интересными людьми. Я реализовала их для себя, но отпечатки остались, ведь я помню, как это было. Поэтому я и смогла подарить их ему. Вы меня обвиняете, но посмотрите на дело с другой стороны – без меня он бы не возник и вообще ничего не попробовал бы. Но, увы, никто не бессмертен под солнцем и луной – и бедняжка Ванни тоже.
– Но почему так вышло, что он помнил своих родителей, если, как ты заявляешь, их не существовало? – уточнил тоном любознательного учёного Старатос.
– Вложить в материю ложные воспоминания элементарно, – фыркнула Глэдия. – И я даже обработала пару селян, чтобы вы не нашли подвох, если бы решили пообщаться с его роднёй.
Они стояли перед ней полукольцом, не отваживаясь что-то предпринять. Возможно, чувствовали текущую через неё силу, которую Глэдия черпала из этого места, воззвав к средоточию энергии. Жалкие и наивные существа, думающие, что им в этой жизни ещё что-то перепадёт, подбирающие верную стратегию – и отказывающиеся смириться с тем, что они уже проиграли.
– У всего есть цена. Он заплатил свою цену за ваше внимание, возможность дышать, видеть звёзды, попробовать пищу, коснуться снега. Что заставляет вас злиться?
– То, сколь многое он ещё не успел изведать – и теперь не сможет никогда, – ответил Ричард.
Хотя его точка зрения на большинство вещей не сходилась с мыслями людей, стоящих рядом с ним, он точно знал, что сейчас они солидарны. Именно поэтому они находились здесь, а не каждый там, где ему больше нравилось – Ишка в особняке, Старатос в лаборатории, Ганиш в библиотеке Анклава. Всех их вдохновлял одинаковый порыв, одна общая идея.