Ген свободы
Шрифт:
Дом птичьей общины архитектурой был похож на сарай, но в высоту достигал пяти, если не шести этажей. Окон не было, зато я заметила многочисленные квадратные люки, опоясывающие здание под крышей. Может быть, и в самой крыше тоже были люки, снизу не видать.
Я уж было подумала, что мы не найдем ни крыльца, ни нормальной двери, но тут же мы обнаружили и то, и другое. Правда, к двери вел пандус, а не ступени. Наверное, через нее в основном доставляли грузы.
Я нажала на кнопку звонка, гадая, услышат ли его в таком гвалте, и принялась ждать.
Довольно скоро в верхней части двери
— Зачем пожаловали? — довольно невежливо спросил он.
— Меня зовут Мурчалов, я частный сыщик, — сказал шеф из сумки, которую я прижимала к груди. — Это моя помощница, Анна Ходокова. У меня есть для вас заказ по слежке.
— Ну так заходите, — довольно неприветливо отозвался ворон. — Что вы стоите на пороге, если у вас дело есть?
— А вы нам не откроете? — спросила я.
— Так дверь не заперта.
И в самом деле, ручка легко повернулась под моими пальцами. Ну и порядочки! Может быть, жители особняков Опалового конца или там Маячного холма могут позволить себе не запирать двери — и то только потому, что на них работает большой штат лакеев и охранников. Но уж точно нельзя такое устроить в Оловянном конце!
Но когда мы переступили порог, я тут же поняла, почему запирать дверь не стоило.
Во-первых, тут нечего было красть.
Большинство генмодов живет более или менее по-человечески. Те, кто посостоятельнее, покупают дома, обзаводятся слугами, обставляют все тяжелой мебелью — как шеф. Те, кто победнее, жилье снимает, частенько совместно с людьми: так обе стороны имеют от соседства множество преимуществ, как наглядно показывает пример моего… да, пожалуй что приятеля, Эльдара Волкова, которого взял под опеку старый друг шефа, генпес Дмитрий Пастухов, старший инспектор полиции. Скоро соседи Пастухова по общежитию сами просили оставить Эльдара насовсем, потому что без противостоящих больших пальцев некоторые вещи делать сложно.
Здесь, однако, птицы устроили свой быт таким образом, что ни в каких противостоящих пальцах не нуждались.
Первое, что меня поразило — это то, насколько жарко здесь было. Прямо до духоты. Второе — это обилие зелени. Войдя внутрь, мы словно бы оказались в оранжерее: кругом росли кустарники и травы, освещаемые потоками света, падающими через световые шахты в крыше. Там все-таки оказались не люки, а обыкновенные окна.
Причем растения стояли не в горшках и кадках, что как-то можно было понять. Нет, они поднимались прямо из влажного перегноя, насыпанного на пол. Тут я все же уловила запах метана и поняла, что птичьи экскременты попросту сразу же использовались как удобрения. Это показалось мне странным: вроде бы птичий помет землю не удобряет, а сжигает? Но, присмотревшись, я заметила, какой влажной была земля, и увидела, что чуть ли не к каждому кустику отдельно были подведены крохотные трубочки полива. Вода оттуда размывала помет. Ну и система!
Кусты по большей части были невысоки, редкие поднимались выше моих плеч. Но значит ли это, что пространство от макушки самого высокого куста и до конька крыши пустовало? Нет. Оно все было заполнено балками, которые не несли ни малейшего архитектурного назначения; единственное, для чего они требовались, как я решила, это служить насестами для многочисленных черных птиц, расположившихся на них группами и поодиночке.
Более странного зрелища мне видеть не доводилось. Кое-где балки расширялись в небольшие площадки, на которые стояли коробки с чем-то — не рассмотреть было с чем. Иногда птицы залетали в коробки и оставались там на какое-то время. Иногда что-то оттуда доставали и начинали с этим чем-то возиться: в одном случае я увидела плюшевую игрушку в виде медведя, которого черный грач методически клевал, а потом бросил в коробку.
Несколько птиц облепили книгу, лежащую на одной из платформ, и, похоже, читали ее все вместе, периодически сцепляясь между собой, когда кто-то хотел слишком быстро перевернуть страницу.
Еще я обратила внимание, что, хотя шеф говорил о грачином клане, здесь были и вороны, и сороки, и галки. Я разглядела даже несколько сов — в том числе и одну белую полярную, которая, распушась, дремала на верхней балке.
Ну надо же! Я и не знала, что бывают такие экзотические генмоды.
Мне показалось, что шефу в таком обилии птиц, да еще крупных и хищных, стало не по себе: он явственно напрягся. Кошки и впрямь охотятся за птицами — но обычно небольшими, вроде синиц и воробьев. Лично же шеф, я думаю, в жизни никого не убил. Но от этого ему, коту, в окружении этой огромной галдящей стаи было не легче.
— С кем я могу поговорить по поводу найма? — крикнул шеф.
Тотчас я охнула — какая-то птица (на сей раз все-таки грач) приземлилась мне на плечо.
— Какого рода найма? — спросил грач довольно визгливым женским голосом.
— Нужно кое-кого выследить, — сказал шеф, тут же развернувшись к ней. — Появление возможно в любом месте города, поэтому вашим птицам придется рассредоточиться.
— В копеечку влетит, кот-котофеич, — усмехнулась птица. — Зима же, нашим холодно. Мы вообще-то на юг улетать должны, а не в этом морозильнике болтаться.
— Ну что ж, можете и не выслеживать, — мурлыкнул шеф, который уже явно взял себя в руки: торговаться он умел и любил. — Можете просто сразу мне сказать, кто он и где живет, меня это тоже устроит. Меня, кстати говоря, зовут Василий Васильевич, а я с кем имею честь?
— Жанна, — ответила грачиха, ни добавив ни отчества, ни фамилии. — Что ж… кого хоть выслеживать надо?
— Таинственного таксиста, — ответил шеф.
— Ну на-адо же… — протянула Жанна. — Никак, Гильдия за ум взялась и всерьез принялась его ловить?
— Хотите сказать, что начинали они не всерьез? — едва не сделал стойку шеф.
— Хочу сказать, что там прогнило насквозь все… Да что еще ждать от тех, кто пытается летать, как птица, не имея ни мозгов, ни призвания! Тьфу! — Жанна не сплюнула: птицы не плюются. Она действительно просто сказала «тьфу».
— Так вы знаете, кто он и где живет? — уточнил Василий Васильевич. — Поверить не могу, что не знаете.
— Может быть, и знаем, — загадочно проговорила Жанна. — Да, наверняка кто из наших знает. Не интересовалась. Но тебе-то в том толку не будет — мы своих не выдаем.